Книга Дочь Авраама, страница 68 – Кеннет Дун

– Какую борьбу?

– Эта война никогда не была нашей, – жестко сказал Гаррисон. – Я ни разу в жизни не видел ни нациста, ни японского захватчика. Зато я видел множество белых сограждан, которые считали, что моей жизнью можно пожертвовать ради их спокойствия.

– Значит, вы не сдержали слово, данное Рэйми?

– Получается так. Я очень жалею об этом, но сделанного не воротишь. После войны наши пути с Эйбом окончательно разошлись, я даже не знал, что он был ранен, что Тина умерла. У меня было много работы. В Сан-Франциско, Тусоне и Сакраменто. Я посвятил этой работе всю свою жизнь.

Он кажется забыл, что выступает не в телевизионной студии.

– И потом вы снова встретили Рэйми в Анахайме. Спустя столько лет.

– Признаюсь, я был вновь шокирован. Поначалу я не сразу его узнал. Я же не знал о ранении. Но дело было не только во внешности. Он совершенно опустился… отчаялся. Это был не тот Абрахам, которого я знал в молодости.

– Вы общались с ним в последние два года?

– Честно? Почти нет. Я пытался сохранить для него работу в комитете. Вы же слышали, что говорили другие сотрудники: Эйб часто пропадал, не выполнял поручения, мог уйти в запой или просто уехать на несколько недель, не предупредив. Даже для волонтера нашего движения это слишком большая роскошь. Мало с кем у него были хорошие отношения в конторе. Я знал, что это дело важно для Эйба, поэтому пытался сохранить для него место. Иногда даже давал денег из собственных средств. Ведь он был живым доказательством того, что американское общество сделало с одним из нас.

– Что именно?

– Послало в мясорубку, уничтожило личность, отобрало последние остатки достоинства.

Я бы тут поспорил. Рэйми сам согласился защищать родину, получил ранение от японского снаряда, и никто не заставлял его приникать к бутылке на долгие годы. Будь он настоящим бойцом, мог бы повернуть свою жизнь совсем по-другому, как мой хороший друг Монти Фостер, потерявший на войне ногу и кисть руки, а теперь работавший общественным защитником. Но у нас тут были не теледебаты, поэтому я промолчал.

– Вы знали, что Каллиопа Пьюфрой была медсестрой Рэйми в военном госпитале?

– До вчерашнего дня нет. Она только пришла в комитет в начале прошлого лета, когда Эйб в очередной раз исчез. Я даже не знал, что они общались. Я не вникаю в личные дела сотрудников. И я понятия не имел, что он собирался переночевать у нее в ночь своей гибели.

– Какие вас связывают отношения с Вимом Роббеном?

– Боже, мистер Стин, а это здесь при чем? Как я и говорил, Эйб привел Пиппу в комитет, она загорелась идеей поддерживать наше движение. Познакомила меня со своим дедом. До этого момента я и не знал, что Тина была дочерью сенатора Роббена. Не знаю, насколько мистера Роббена и правда волнует равноправие в нашей стране, но у него хороший нюх на политическую повестку. Мы разрабатываем… некие совместные стратегии. Не думаю, что уместно сейчас их обсуждать. Послушайте, мистер Стин, то, что мы были знакомы с Абрахамом Рэйми раньше, ничего не меняет. Я понятия не имею, кто его убил и почему. А сейчас я очень прошу вас удалиться. Мне пора домой к семье.

Я вышел из номера мотеля. На крылечке сидела Тори и обгладывала рожок гигантского мороженого. Я подумал о том, что сегодня миссис Гаррисон наверное придется подождать мужа с ужином.