Книга К югу от Авалона, страница 62 – Кеннет Дун

– И никаких посторонних людей вы в последнее время на утесе или в бухте не видели?

– И об этом полицейские тоже спрашивали. У нас такой участок, что почти не видно моря. Хороший спуск начинается только ярдах в ста пятидесяти левее дома.

Не знаю, как у Джерри, а у миссис Фаррар был вполне определенный мотив выжить Блэквуда с острова. И это была не злость за погубленную репутацию покойных матери и отчима, а вполне определенные чувства к живому Джонсебу Фэншоу.

Эммета Стоксдейла я дома не застал. Дворецкий сообщил, что все семейство рано утром еще до прихода полиции отправилось на собственной яхте на морскую рыбалку. Конечно, копы еще наверняка вернутся их допросить, но мало кто всерьез полагал, что уважаемого кардиохирурга из Лос-Анджелеса, почтенного отца семейства кто-то будет подозревать, что он шастает по ночам к соседям, шарит в их кабинетах и бьет постояльцев по голове кочергой. Удивительные люди эти Стоксдейлы. Ухитряются жить в самом центре событий и все время обходить их по краю.

Следующим пунктом путешествия был дом Сильвии Толмадж и ее сына. Дверь мне открыл худой молодой человек с длинным носом, безвольным подбородком и слишком длинными волосами, которые выглядели так, будто он их стриг сам тупыми ножницами. Именно так и должен выглядеть преданный сын, прикованный к умирающей матери. С другой стороны, когда я пролистывал журналы, коротая часы во время слежки в лобби дорогих отелей, почти на каждой странице там попадались фотографии вот таких томных неухоженных юнцов, страдающих несварением, которые на самом деле оказывались популярными певцами или восходящими кинозвездами.

Я объяснил цель своего визита.

– Ничего не знаю ни о каких призраках, – забормотал парень себе под нос. – Для меня это все какая-то дикая история. Кто в наши дни верит в проклятия?

Молодой человек говорил со странным акцентом, из-за которого я едва разбирал слова.

– Вот и я удивляюсь. Однако у Блэквуда отбоя нет от туристов. Точнее не было до сегодняшнего дня.

– Вы думаете, таким образом кто-то хочет выжить его с острова? – заинтересованно спросил Алистер. – Я как-то даже не думал об этом. В последнее время я почти не общаюсь с местными. Все норовят спросить, как себя чувствует матушка, а мне… не очень хочется отвечать.

– Понимаю. Ну а раньше? Как давно вы живете на Тире?

– Дайте подумать… Уже восемь лет. С тех пор как мама заболела. Я как раз закончил университет в Эдинбурге и думал продолжить учебу, когда мама узнала диагноз и заявила, что переезжает на Тир. Я вырос в Шотландии, мне казалось, маме тоже там нравилось, но болезнь все изменила, она в одночасье продала наш дом и фирму отца, я глазом моргнуть не успел. Вначале мама лечилась, ездила на курсы в больницу Седарс-Синай при Южнокалифорнийском университете. Но потом бросила и заявила, что только Тир дает ей силы к жизни. Я остался здесь, следить за ее делами, ну и вообще.

– А почему именно Тир? Ваша мать бывала здесь раньше?

– Вроде бы да. В молодости. Она была натурщицей и актрисой, пока не вышла замуж за моего отца. Тот погиб в самом начале войны в Дюнкерке. Когда она заболела, то

увлеклась живописью. Пока ее пальцы держали кисть, рисовала акварели на утесе. У нас их довольно много, – Алистер обвел рукой гостиную.

Я обратил внимание, что стены действительно были увешаны зарисовками морских закатов.