Книга Семеро с Голгофы, страница 80 – Энтони Баучер

– Вот именно! – Удовлетворенность сменилась на лице Эшвина выражением сильной досады. – Я смотрел в лицо очевидным вещам, не замечая их. Бокал не сам разбился. Его нарочно опрокинули.

– Но зачем? – удивился Мартин. – Ведь это означало бы привлечь всеобщее внимание к этим склянкам.

– А затем, чтобы быть уверенным, что мистер Леннокс выпьет бокал со стрихнином.

– А что мешало подмешать яд в оба бокала?

– Тогда мог бы пострадать кто-то еще невинный. Маловероятно, конечно, и все же. Наш убийца – человек разборчивый.

– Ясно, – кивнул Мартин. – Вы, стало быть, думаете, что яд подмешали раньше?

– Да. Возможно, тогда, когда во время перерыва зрители ходили по сцене, перед тем как расположиться так, как это указано на ваших схемах. Не исключено, уже после того, как был разбит второй бокал.

– Вы и представить себе не можете, – доктор Грисуолд несколько раз моргнул, – насколько интересно наблюдать дедуктивный – или это индукция? – метод расследования преступления в действии, особенно если детектив применяет более или менее сходные принципы в научных разысканиях или ученых собраниях. К вам это тоже относится, Мартин. Но не будете ли вы любезны объяснить, какие из всего этого следуют выводы?

– Никаких, – с нажимом ответил Эшвин. – Боюсь, речь идет только о возможностях и вероятностях. Представляется вероятным, что бокал опрокинул Алекс Брюс (почти точно – либо он, либо мисс Вуд). А поскольку разбитый бокал – это важнейшая часть всего плана убийства, кажется вероятным, что и отравитель – это Алекс Брюс. Но только вероятным – тут уже уверенности нет. Остается возможность, пусть небольшая, что мистер Брюс или мисс Вуд просто случайно опрокинули бокал, тем самым невольно поспособствовав отравителю. Нам не хватает фактов, и где их раздобыть, я не вижу.

– А поскольку, – подхватил доктор Грисуолд, – особой срочности в их нахождении нет или, во всяком случае, я надеюсь, что нет, не вижу, почему бы вам с Мартином не выпить со мной чаю и не отвлечься на какое-то время от этой проблемы. Моя дочь Марджори должна быть с минуты на минуту, и она…

Доктор Эшвин задумчиво встал со стула. Гнала его не только перспектива чаепития в обществе кроткой юной девицы; ему хотелось остаться одному, подальше даже от своего верного Ватсона, и еще раз углубиться в проблему.

– Прошу прощения, – сказал он, – боюсь, мне пора. А вы, мистер Лэм, оставайтесь. Увидимся в понедельник. – И, наскоро попрощавшись, он вышел из дома.

– Эшвину нужно было что-то в этом роде, – заметил доктор Грисуолд. – Перестав переводить, он как-то увял. Отказался от шахмат, отказался от бильярда – а ведь был когда-то настоящим чемпионом в нашем университетском клубе, – да почти от всего и от всех ушел, если не считать этой девчушки, как ее там, Элизабет, кажется. Так что я рад вашему разлагающему влиянию.

– Я немного беспокоюсь за него, – сказал Мартин. – Как-то он вдруг слишком серьезно погрузился во все это дело. И эта внезапная поспешность: «Увидимся в понедельник, мистер Лэм…» Скверный оборот принимают дела, когда Холмс так резко отталкивает от себя Ватсона.

В этот момент появилась Марджори Грисуолд. Чай оказался вкусным; доктор Грисуолд снова сел за фортепьяно; а Марджори оказалась целым кладезем различных анекдотов, порой пикантных, касающихся ее наставников. Отец и Мартин от души забавлялись.