Книга Смерть на жемчужной ферме, страница 43 – Ад Бенноэр, Арнольд Беннет, Морган Джонсон, и др.

– Вы совершенно правы! – сказал он священнику. – Тут боролись и это была борьба между Гвинном и его убийцей.

– Мне кажется, – скромно сказал патер Браун, – что тут что-то произошло.

– Да, и очень ясно, что именно! – подхватил сыщик. – Убийца вошел в парадную дверь и встретился с Гвинном; вероятно, сам Гвинн впустил его. Завязалась отчаянная борьба; случайный выстрел разбил зеркало, хотя, может быть они просто разбили его во время свалки. Гвинну удалось вырваться, и он побежал в сад; преступник погнался за ним и застрелил его у пруда. Таким мне рисуется самое преступление. Разумеется, надо еще осмотреть другие комнаты.

Другие комнаты дали, впрочем, очень мало материала, хотя Бэгшоу многозначительно указал на заряженный револьвер, лежавший в ящике письменного стола.

– Как будто бы он чего-то ожидал! – сказал патер. – Хотя странно, что он не взял револьвер с собой, выходя в холл.

Они вернулись в холл и направились к парадной двери. Глаза патера Брауна рассеянно блуждали по сторонам. Оба коридора, оклеенные одинаковыми серыми, выцветшими обоями, как бы подчеркивали пыльную, монотонную пышность старинных орнаментов, зеленую плесень бронзовой лампы, почерневшее золото пустой зеркальной рамы.

– Говорят, что разбитое зеркало приносит несчастье! – сказал он. – Этот дом поистине похож на дом несчастья. Тут в самой обстановке, есть что-то…

– Странно! – резко прервал его Бэгшоу. – Я думал, что парадная дверь заперта; оказывается, она только прихлопнута. – Ответа не было; они вошли парадной дверью в ту часть сада, которая примыкала к лицевому фасаду дома. В одном конце ее стояла старая изгородь с проломом, напоминавшим вход в зеленую пещеру; в этом проломе виднелось несколько полуразрушенных ступенек.

Патер Браун подошел к пещере и, нагнув голову, вошел в нее. Прошло несколько секунд после его исчезновения; вдруг все вздрогнули от удивления, услышав его спокойный голос у себя над головой: можно было подумать, что он беседует с кем-то, сидя на верхушке дерева. Сыщик последовал за ним и установил, что эта курьезная крытая лесенка вела к разрушенному мостику, повисшему над более темной и просторной частью сада. Он огибал угол дома и с него видны были разноцветные огни лампочек. По-видимому, это были остатки какого-то архитектурного каприза; зодчий вероятно, хотел построить целую террасу над лужайкой. Но Бэгшоу не думал об этом теперь. Он смотрел на стоявшего перед ним человека.

Этот человек невысокого роста, в светло-сером костюме, стоял к нему спиной, и единственной замечательной чертой в нем была грива волос, желтых и сверкающих, как головка одуванчика. Эти волосы стояли дыбом, создавая подобие нимба, и тем более разителен был их контраст с лицом, когда незнакомец медленно и как бы нехотя повернулся. Этот нимб, казалось бы, должен был окружать ангельское лицо. А лицо у незнакомца было немолодое и изборожденное морщинами, с мощной челюстью и коротким носом, имевшим сходство с перебитым носом кулачного бойца.

– Мистер Орм, знаменитый поэт! – сказал патер Браун так спокойно, словно он знакомил двух людей в гостиной.

– Кто бы он ни был, – ответил Бэгшоу, – я должен попросить его последовать за мной и ответить на несколько вопросов.

Мистер Озрик Орм, знаменитый поэт, отнюдь не мог служить образцом разговорчивости, когда дело дошло до расспросов. В углу старого сада, в серых сумерках, перед тем, как рассвет забрезжил над массивной изгородью и разрушенным мостом, и потом, во всех стадиях официального допроса, становившегося для него все более грозным, он говорил только, что он хотел посетить сэра Хемфри Гвинна, но не выполнил своего намерения, потому что никто не откликнулся на его звонок. Когда ему указали на то, что дверь была фактически отперта, он хрюкнул. Когда ему намекнули, что он выбрал несколько поздний час для визита, он зарычал. То немногое, что он сказал, было весьма невразумительно – либо потому, что он не знал английского языка, либо потому, что знал его слишком хорошо. Как выяснилось, он придерживался весьма нигилистических и разрушительных взглядов, что вполне соответствовало тенденциям его произведений; поскольку в них можно было разобраться, казалось вероятным, что его дела с судьей и, возможно, стычка с судьей имели почвой анархизм. Гвинн был известен, как маньяк, помешанный ныне на большевистских шпионах, как некогда он помешан был на немецких. Так или иначе одно совпадение, имевшее место вскоре после ареста Орма, подтвердило уверенность Бэгшоу в том, что к его участию в этом деле следует относиться серьезно. Когда они вышли из ворот на улицу, они встретили еще одного соседа – торговца сигарами Буллера, замечательного своим сухим коричневым лицом и орхидеей в петлице. К вящему удивлению прочих, он приветствовал своего соседа-поэта с самым непринужденным лицом, словно ожидал его увидеть.