Книга Повесть о старых женщинах, страница 211 – Арнольд Беннет

Она отвернулась от окна: на полу комнаты, у кровати остались следы от ванны, пианино раз и навсегда было покрыто чехлом, а в углу напротив двери стояли два ее чемодана. Софье пришло в голову тщательно проверить содержимое чемоданов, которые Ширак или еще кто-то, видимо, перевез сюда из гостиницы. На одном из чемоданов лежал ее кошелек, перевязанный старой ленточкой и демонстративно запечатанный. Как нелепы эти французы, когда стремятся быть серьезными! Софья вытащила из чемоданов все свои пожитки и подробно их рассмотрела, вспоминая, при каком случае купила ту или иную вещь. Потом она аккуратно положила все на место и задумалась над нахлынувшими на нее воспоминаниями.

Софья вздохнула и встала. В другой комнате пробили часы. Они, казалось, звали ее продолжить осмотр. Она прежде не выходила за пределы своей комнаты. Она ничего не знала об остальных помещениях в квартире, кроме доносившихся оттуда звуков. Ведь ни мадам Фуко, ни Лоране ничего не рассказывали ей о квартире, да им и не приходило в голову, что Софья захочет выйти из своей комнаты, раз она все равно не может еще выйти на улицу.

Она отворила дверь и выглянула в темный коридор, который уже видела. Ей было известно, что рядом с ее комнатой — кухня, а за кухней — входная дверь. По другой стороне коридора шли четыре двойных двери. Софья подошла к тем, что были ближе всего к ее комнатке, и нажала на ручку, но дверь оказалась запертой. Заперта была и следующая дверь. Третья дверь отворилась, и Софья очутилась в просторной спальной с тремя окнами, выходящими на улицу. Тут она увидела, что и вторая дверь, которую она не сумела открыть, ведет в ту же комнату. В простенке между дверями стояла широкая кровать. У среднего окна находился туалетный столик. Слева от кровати, наполовину закрывая запертую дверь, была ширма. На мраморной полке над камином, отражаясь в большом зеркале, упиравшемся верхней частью в лепной карниз, стояли часы в корпусе из позолоченного базальта с колонками из того же материала по бокам. В противоположном углу находилась длинная широкая кушетка. На натертом дубовом паркете по обе стороны кровати лежали шкуры. К кровати был приставлен письменный столик, а на нем стояла чернильница. Однообразный рисунок обоев нарушался только несколькими олеографиями и гравюрами — на одной, например, был изображен Луи-Филипп^{80} с семейством, а на другой — потерпевшие кораблекрушение на плоту. В первую минуту комната показалась Софье мрачной и роскошной. Все вокруг отличалось пышностью, пестрило богатыми орнаментами, драпировкой, кружевом, парчой, резьбой. Темно-красный полог, ниспадавший величественными складками, крепился к потолку массивными розетками. Стеганое покрывало было украшено кружевом. Занавески на окнах были шире, чем требуется, а вверху их закрывали ламбрекены в складках и с бахромой. Зеленая софа и шелковые подушечки на ней были покрыты вышивкой. Под потолком, на котором лепные амуры держали в руках гирлянды, висела люстра — мешанина хрусталя и позолоты; когда Софья наступила на какую-то половицу, хрустальные подвески зазвенели. Стулья с плетеными сиденьями были сплошь покрыты позолотой. Комната казалась просторной. Ко всему прочему кровать, поставленная между двумя двойными дверями, три окна напротив и боковые двери, ведущие в соседние комнаты, создавали восхитительную симметрию.