Книга Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит», страница 40 – Энтони Бучер

— Это будет легко проверить, — Финч сделал пометку.

— Я не так уж уверена, — возразила Морин. — У шутника есть что-то вроде своей профессиональной этики — он никогда не скажет, кто его нанял.

— Скажет, — бесстрастно ответил Финч, — если замешан в убийство. А кто-то ещё из этих людей, помимо вас и Вейнберга, знал о Крюзе и его профессии?

— Дрю Фернесс, — признала Морин. — Я объяснила ему, когда его разыграли.

— Не уверен, мисс ОʼБрин, что это появление Талипеса Риколетти, даже если это ваш Крюз, всего лишь шутка. Вы знаете, что Федерхут и лейтенант Джексон смогли расшифровать послание из этих, как вы выразились, закорючек?

— Нет! Как? И что оно значит?

— Оно было написано алфавитным шифром, взятым из одного из рассказов о Холмсе…

— И, — вставил Джексон, — гласит: «Стивен Уорр, выстрел отменил тот договор».

Морин задумалась.

— Но это глупо. Если вы собираетесь убить человека, вы не говорите ему заранее. А если хотите сказать ему, то не используете закорючки.

— Убийцы делают много забавного, — сухо заметил Финч. — Ещё какие проявления?

— Он прислал мне подарок, дурацкую шутку, и была записка для него от посыльного. По крайней мере, это выглядело как записка; но там что-то стучало, и я не думаю, что внутри вообще была бумага.

— Её и не было. Хотите посмотреть, что там было?

— Само собой.

Лейтенант Финч извлёк белый конверт и высыпал на стол его содержимое. Оттуда выпали в своей бессмысленной невинности пять высохших зёрнышек апельсина.

В некотором смысле зёрнышки апельсина помогли. Они стали последним штрихом нереальности. Невозможно ощутить подлинную трагедию смерти в мире, где рисуют пляшущих человечков, угрожая убийством, и посылают с особым гонцом высохшие зёрнышки апельсина. Теперь Морин могла излагать лейтенантам весь ужас пережитого ей так спокойно, словно рассказывала странный сон, приснившийся ей прошлой ночью.

История эта была в основном такой, какой она рассказала её впервые, только что придя в сознание. Самые ловкие вопросы Финча не смогли дать никаких существенных подробностей. Наконец, её отпустили, и она вернулась под руководством сержанта в гостиную, где и просидела терпеливо до трёх часов ночи.

Эти два часа были адом. Присутствие сержанта — этого солидного, пожирающего леденцы символа подозрения, нависшего над всеми ними, — болезненно мешало разговору. Одного за другим «Иррегулярных», мистера Вейнберга и даже миссис Хадсон отводили к Финчу. Один за другим они возвращались — миссис Хадсон в слезах, мистер Вейнберг с национальными стонами, Харрисон Ридгли в состоянии дрожи, походившей на преждевременное похмелье, Дрю Фернесс несколько потрясённый, а трое старших «Иррегулярных» — невозмутимыми и проявляющими лишь определённый абстрактный интерес к преступлению как таковому.

Джонадаб Эванс, единственный из всех, прокомментировал свою беседу.

— Мне нравится наш лейтенант Финч, — объявил он. — Может быть, эта трубка просто напоминает мне доброго друга в Миссури, но готов поклясться, что этот человек — соль земли. Думаю, мы в хороших руках.

Последовавшее за его ремаркой молчание могло значить что угодно.

Наконец, где-то в десять минут четвёртого, Финч сам появился в комнате вместе с Джексоном.

— На сегодня мы закончили, — сказал он. — Мне нужно поспать, прежде чем я начну куда-то двигаться. Вы, конечно, все понимаете, что остаётесь здесь.