Книга Руки Орлака, страница 154 – Морис Ренар

– Ну и мерзкая же работенка! – проворчал Лионель, но Обри, ничего не ответив, приложил палец к губам, и их дежурство началось.

В четырехэтажном особняке царила тишина, окна тонули во мраке – за исключением тех двух, что смотрели не на улицу, а на парк. За решеткой, вздымая к небу широкие ветви, качались деревья. Узкие полоски света прорезывали отбрасываемую фасадом тень, свидетельствуя о том, что одна из комнат с окнами, закрытыми ставнями, освещена – то был рабочий кабинет Жана Марея.

Лионель и Обри знали об этом, но не придавали сему факту никакого значения, ибо явились сюда не следить за Мареем, а узнать: не приходит ли по ночам кто-либо – какая-нибудь женщина – с согласия молодого аристократа, пусть тот и помолвлен с мадемуазель Лаваль.

Лионель поминутно бросал раздраженные взгляды на редких прохожих, время от времени фланировавших то в одном направлении, то в другом, мысленно ругая мать за ее нелепую выдумку. «И зачем я явился сюда? – вскипал он. – Шатаюсь тут, как идиот, перед мирным домом с освещенными окнами кабинета, где хозяин усердно трудится за письменным столом: читает, пишет, рисует. Маман совсем свихнулась на почве этого богатства – вот и выдумывает всякую ерунду. Какие тайные свидания? У Марея наверняка нет любовницы, а я, остолоп, шпионю здесь за компанию с нашим бывшим дворецким. Какая низость! До чего же я докатился!»

С каждой минутой Лионель все более и более отчетливо ощущал, как его дурное настроение перерастает в болезненное раздражение.

«Ладно, разок – еще куда ни шло! – подумал он. – Но больше не приду сюда ни за какие коврижки!»

Миновал час. Тишина стояла такая, что можно было расслышать, как стенные часы внутри особняка отбивают четверть за четвертью.

Пробило одиннадцать.

– Всего-то! – пробормотал Лионель, зевая.

Редкие прохожие и те разошлись по домам. Экипажи если и появлялись, то катили исключительно в сторону Парижа. Чувствовалось, как Булонский лес, образно выражаясь, мало-помалу «захватывает» окрестности, и его таинственная лесная душа, проникая из рощицы в рощицу, тянется к заставе Этуаль и границе города.

По парку метались кошки, то безмолвно, будто четырехлапые привидения, то визжа, словно малые дети, которых отшлепали.

Лионель, терзаемый злобой и скукой, в конце концов растянулся на траве, чтобы вздремнуть.

Внезапно Обри тронул его за плечо – то был их условный сигнал.

Между тем по улочке никто не шел – ни с одной стороны, ни с другой.

– Что такое? – прошептал Лионель, но тотчас заметил, что Обри, наклонив голову, к чему-то напряженно прислушивается.

Следуя его примеру, молодой граф де Праз и сам весь обратился в слух.

Часы пробили половину двенадцатого. Рядом в траве душераздирающе замяукал кот.

В тот же миг калитка медленно и бесшумно приотворилась и на фоне стены мелькнула чья-то тень.

Человек осторожно прикрыл подбитую листовым железом в срединной ее части дверцу с очевидной целью избежать малейшего стука или скрипа, сунул в карман ключ или отмычку, которую держал в руке, и опасливо обернулся. Его подозрительное поведение не оставляло сомнений в том, что тут что-то нечисто. Быстро оглядевшись по сторонам, он прислушался и, придерживаясь стен домов, бесшумно двинулся вправо, то есть в сторону улицы Спонтини.

Ничто не мешало Лионелю и Обри рассмотреть его как следует: фуражка надвинута на глаза, воротник пиджака поднят, голова вжата в плечи, лицо тонет во мраке. Без пальто, идет вразвалку, небрежной походкой, держа руки глубоко в карманах брюк и прижимая к бокам. На босых ногах – эспадрильи^[114], движения ленивые и хищные, как у ночной кошки. Явно умеет ходить крадучись, одним прыжком бросаться наутек и мгновенно исчезать, растворяясь во тьме, словно по волшебству сливаясь с городским пейзажем или ночными тенями.