Книга Руки Орлака, страница 156 – Морис Ренар

Тем не менее, ощупав одежду, граф удостоверился в том, что из карманов не выпало ничего такого, что могло бы помочь сыщикам напасть на след, и сказал себе, что перед уходом нужно будет хорошенько утоптать землю.

Шло время, отмеряемое отдаленным боем часов, но никто таинственно не появлялся (как они на то надеялись), дабы нарушить трудолюбивое бдение Жана Марея.

В четыре часа утра, угрюмые и продрогшие, они уже намеревались снять осаду, как вдруг где-то вдали залаяла собака. Лай – настойчивый, гневный – приближался к ним минуту-другую, затем резко оборвался.

– Подождем еще немного, – предложил Обри.

Замерев в ожидании, они вскоре различили тень, мелькнувшую на фоне строений и двигавшуюся справа. Уже чуть потускневший свет уличных фонарей позволил им тотчас же узнать бродягу, покинувшего особняк в половине двенадцатого.

– Ну и дела! – пробормотал Обри.

Неизвестный шел прямо на них и, видимо полагая, что в пятом часу утра весь Париж мирно спит, уже не прятал лицо под козырьком фуражки и воротником. Он приближался уверенной развязной походкой, не лишенной, однако, грации.

Две пары глаз, уставившиеся на незнакомца сквозь листву, жадно подстерегали тот самый момент, когда можно будет отчетливо разглядеть черты лица таинственного субъекта… И вот этот миг наступил, – к своему глубочайшему изумлению, Лионель и Обри узнали лицо, но их изумление сменилось настоящим потрясением, ибо если лицо они и узнали, то не узнали его выражения.

Перед ними, вне всякого сомнения, был Жан Марей, но какой-то необычный, с бегающими глазами и распутной ухмылкой, Жан Марей, словно сжигаемый каким-то неведомым внутренним огнем.

Лионель медленно схватил Обри за руку, а странный человек, бесшумно отворив дверь и осторожно переступив порог, исчез в глубине дома…

– Ничего себе! – прошептал Обри.

Окна наверху по-прежнему прорезывали темноту ночи светлыми стрелами. Одно из них распахнулось, с металлическим звоном щелкнули ставни, и на каменном балконе появился апаш с сигаретой в зубах. Через несколько секунд он, правда, вернулся в комнату, на ходу снимая пиджак.

Вскоре он снова возник на балконе, все еще продолжая курить, но облаченный уже в элегантный домашний халат, безупречно облегавший стройную фигуру. Прислонившись к открытой ставне, он устремил взгляд на звезды, эффектно, как заправский клубмен, держа сигарету между указательным и средним пальцем правой руки. В его изящном профиле, выделявшемся в полосе мягкого света, не осталось и следа прежнего неприятного выражения. Жан Марей снова стал Жаном Мареем.

Наконец он удалился. Свет везде погас. Граф де Праз и его приспешник выбрались из укрытия, а когда отошли на некоторое расстояние от особняка, Обри, все еще шокированный увиденным, остановившись, спросил:

– Что бы это могло значить, ваше сиятельство?

– Да все ясно как день, – ответил Лионель с торжествующе-зловещей улыбкой.

– Ясно как день?

– Ну да, это очень простой, очень известный феномен, и называется он «раздвоение личности».

– Да неужели? – пробормотал Обри.

Рассвет еще только занимался и первые воробьи лишь начали шумно будить в листве деревьев сородичей, когда Лионель де Праз вернулся домой.

То, как мы уже знаем, был для него обычный час возвращения. Если бы его кузина Жильберта случайно проснулась на заре и ей пришло бы в голову выглянуть в окно, чтобы насладиться очарованием зарождающегося утра, она бы не нашла ничего подозрительного в том, что молодой кутила заканчивает день тогда, когда большинство людей только начинают.