Книга Руки Орлака, страница 170 – Морис Ренар

На столе перед Фредди поместили открытый саквояж. Он уселся на банкетке, по-восточному скрестив ноги, и поднес к губам небольшую дудочку.

– Тишина! – скомандовал хозяин кабачка.

Ява с мрачным видом оттесняла от стола слишком любопытных зрителей.

– Ты ведь велосипедист? – завел Обри разговор с соседом, смуглым, щупленьким, немного угловатым юношей. – Сразу заметно: спина у тебя сутулая.

– Да, это профессиональное. Мы с товарищами, – кивнул он на двоих других парней, – сегодня утром выиграли гонку и решили отметить успех. Мы всегда ходим в этот кабачок – тут «клубятся» все наши, к тому же нам нравятся трюки Фредди. Пускай забавляет публику, – вальяжно развалился на стуле велосипедист, поднося ко рту стакан. – Даже лодыри должны иногда чем-то заниматься.

– А что, он такой уж лодырь?

– Заправский, за что его и прозвали Ужом. Я и раньше видел тут его представления, еще когда он без Явы работал.

Обри уже хотел было спросить, какой такой «работой» займется Жан Марей по прозвищу Фредди Уж, как вдруг раздалась нежная, тягучая, монотонная мелодия.

Сидевший на банкетке со скрещенными ногами прямо напротив саквояжа, Фредди Уж играл на дудочке, беспечно раскачиваясь из стороны в сторону. Бенко, шоколадного цвета пудель, удобно устроившись на стуле с другой стороны саквояжа, внимательно слушал его, наклоняя курчавую головку то вправо, то влево и комично встряхивая зеленым бантом-бабочкой.

Посетители кабачка затаили дыхание – настолько их заворожили волшебные звуки, сначала походившие на свист ветра в камышовых зарослях, а потом на ласковые, убаюкивающие морские волны, которые становились все тише и тише, так что каждый слушатель уловил шелест и легкие толчки, доносившиеся изнутри саквояжа.

Обри вздрогнул, когда внезапно, подобно чертику, выскакивающему на пружинке из табакерки, из саквояжа на несколько дюймов высунулась змея и потянула свою плоскую голову к музыканту, то выбрасывая вперед, то пряча раздвоенный кончик языка. За первой показалась вторая, за той – третья, и в одну минуту саквояж превратился в сосуд, из которого торчал отвратительный букет змей. Казалось, в бездонном чреве кожаной сумки таится отрубленная голова горгоны Медузы.

Темп ускорился, звуки сделались свистящими. Покачивание торса музыканта превратилось в танец в такт мелодии. Змеи тоже наклонялись то в одну, то в другую сторону и походили на сгибаемые ветром стебли. Затем раздался нескончаемый протяжный свист, который, казалось, символизировал бесконечность горизонта, и движение замерло. Мелодическая «прямая линия» завершилась вибрирующим каскадом.

Фредди Уж, столь же важный и невозмутимый, как индийский факир, начал издавать журчание, такое нежное и легкое, словно он боялся оборвать его собственным дыханием и пальцами, осторожно перебегавшими с одного отверстия дудочки на другое. Журчание напоминало извивы рептилий, волнообразные линии в пространстве тишины. Фредди Уж умело подчеркивал их, придавая своим плечам текучую подвижность.

Змеи выползли и скользким пучком растеклись по мраморному столику, то связывая, то развязывая свой узел. Оттуда они метнулись на колени Фредди; одна из них внезапно выбросила тело вверх, к шее заклинателя, и обвилась вокруг нее.

Вскоре факир был весь опутан змеями, точно древесный ствол в лесу Суматры: они обвивали его плечи, голову, кисти рук и тянули треугольные головки к нежной свирели. Их глаза, устремленные в одну точку, горели зловещим огнем, раздвоенные язычки быстро шевелились. Обри на миг зажмурился от ужаса: ему показалось, что синяя татуированная змея на руке Фредди, повинуясь звукам сладостной мелодии, тоже извивается блестящими кольцами и поднимает свою четко очерченную голову.