Книга Руки Орлака, страница 172 – Морис Ренар

Фредди между тем то и дело поглядывал на круглые часы, висевшие на стене между двумя плакатами, прославлявшими все достоинства аперитивов с нелепыми, но звучными названиями. Обри тоже следил за временем, хотя стеклянный потолок зала, залитый бледным светом утренней зари, не хуже часов показывал, что ночь уже на исходе.

Наконец заклинатель змей поднялся из-за столика. Ява, подхватив рыжий саквояж, поспешила последовать за ним, и Бенко, встряхнувшись, сонно поплелся за хозяевами.

Обри мгновенно выскользнул за дверь и притаился в полумраке. Фредди, едва высвободившись из страстных объятий Явы, зашагал в ту же сторону, откуда появился. Женщина провожала его взглядом до тех пор, пока он не растворился во тьме.

И дальше следить за Фредди не имело ни малейшего смысла: бывший дворецкий прекрасно знал, куда направится этот тип с раздвоением личности. Но вот что будет делать Ява? Обри рассчитывал это узнать – и узнал.

Погруженная в тягостные мысли, женщина двинулась в противоположную сторону и выглядела такой расстроенной, что ее, похоже, нисколько не заботило, шпионит за ней кто-нибудь или нет. А может, опыт парижской кокотки, привыкшей быть объектом вожделения назойливых «ухажеров», приучил ее не реагировать на них и не принимать близко к сердцу их «атаки». Так или иначе, Ява не заметила Обри, и он без особых ухищрений проследил, как она скользнула в подъезд убогого строения с вывеской «Меблированные комнаты», расположенного на пересечении улицы Даниэль-Риш и тупика Малакофф.

Удовлетворенно хмыкнув, Обри развернулся и двинулся домой. Ночь прошла не напрасно; оставалось лишь отчитаться о том, что удалось выяснить, перед мадам и молодым мсье де Празом.

Это было сделано часов в десять утра. Лионель, как и было условлено, явился на улицу Турнон, выслушал отчет привратника и сам, в свою очередь, сообщил ему, что Жан Марей вернулся домой с первыми лучами зари.

– Из-за этого кретина я всю ночь провел в кустах, но у меня хватило терпения дождаться его, – раздраженно заметил де Праз и велел Обри трижды описать сцену со змеями, выпытывая все новые и новые подробности. – Значит, прозвище Марея – Фредди Уж? Он факир? – поразился граф. – Это многое проясняет.

– Что именно? – удивился привратник.

– Да я имею в виду наш семейный альбом, – рассеянно произнес Лионель.

– Быть может, господин граф позволит мне попросить объяснений на сей счет?..

Но Лионель, поглощенный какими-то собственными мыслями, которые сгущались в его голове, словно туман, мало-помалу принимая все более и более отчетливую форму, вместо ответа задал ему неожиданный вопрос:

– Обри, как давно вы служите у моей матери?

– Я перешел к госпоже графине сразу же после смерти ее сестры, мадам Ги Лаваль, у которой до того несколько месяцев состоял дворецким.

– Следовательно, если не ошибаюсь, пять лет назад, когда скончалась моя тетка, вы находились в Люверси?

– Так точно, ваше сиятельство.

– А вы не встречали там тогда господина Жана Марея? Или Фредди Ужа? По сути, это одно и то же лицо. Поройтесь в памяти, Обри, сделайте над собой усилие… Вы же по службе безвылазно торчали в замке, когда там проживала моя тетушка, а я приезжал туда только на каникулы. Вы, случайно, не помните – как знать? – возможно, какого-нибудь бродягу, который крутился поблизости?