Книга Повелитель света, страница 156 – Морис Ренар

– Уверены?

– На все сто!

Господин Гаран нахмурил кустистые брови. Выглядело это так забавно, что господин Тибюрс громко расхохотался:

– Бедный дорогой инспектор! Если у вас нет других версий, вам придется отныне поверить в летающих человечков!

– Как же! Добрые человечки на воздушном шаре! – пробурчал расстроенный полицейский. – Небольшие шары, наполненные водородом! В префектуре все так и считают.

– Не так уж и глупо! – одобрительно промолвил Тибюрс. – Это бы объяснило, почему они все вместе двигались в одном направлении – направлении ветра! Нужно было обыскать небольшой лесок в Шатель; уверен, настоящие итальянцы именно там и прятались, пока вы бродили повсюду, разыскивая их. Вот это по крайней мере выглядит естественным.

В этот момент их догнал автомобиль, груженный багажом Тибюрса.

– Что ж, в дорогу! – сказал господин Гаран.

– В дорогу! В погоню за Хаткинсом!

Раздосадованный, разъяренный своей оплошностью, инспектор сердито ответил, что Тибюрс волен преследовать кого угодно и что ему, Гарану, на это начхать.

Когда они оказались на вокзале, оттуда выходила толпа пассажиров: только что прибыл ночной парижский поезд.

У большинства из них были при себе фотографические аппараты. Гаран узнал журналистов. Один из них подскочил к нему:

– А! Мсье Гаран, не так ли? Какая неожиданная удача! Позвольте, секундочку…

И он хотел взять интервью. Но полицейский с сердитым видом попытался пройти мимо.

– Ну же, господин инспектор, – настаивал бедняга, – это ведь похищение?.. Да?.. Нет?.. Скажите, прошу вас. Кто похитил этих людей?

И тут инспектор проревел:

– Черти, мсье! Я их видел. У них крылья летучих мышей, грязные уши и хвост, как у ласточки. Обросшие волосами, они изрыгают из пасти огонь, а вместо задницы у них голова журналиста, который похож на вас, словно брат! Вот! Вы довольны?

Произнеся эти слова, он устремился в зал ожидания.

Герцог д’Аньес поспешил приступить к работе вместе со своим инженером. Он покинул Мирастель в тот же день, что и Тибюрс. А на следующий день, 9 мая, вернулась в Артемар и чета Монбардо.

Жизнь в старом замке стала превращаться в мучительное испытание. Все беспрестанно думали о Марии-Терезе. Иногда казалось, они предпочли бы убедиться в ее смерти, нежели теряться в догадках о том, что случилось, ведь неопределенность – невыносимая мука. (А когда беспокоишься о девушке, следует ведь так многого опасаться.)

Уединившись в комнате дочери, госпожа Летелье проводила там долгие часы. Затем вдруг потребность в действии, которую испытывали они все, побеждала ее врожденную вялость, выгоняя на свежий воздух и вынуждая идти очень быстро, торопливым шагом, куда глаза глядят.

У каждого на столе или каминной полке был какой-нибудь портрет исчезнувшей, и каждый благоговейно взирал на него по нескольку раз в день, словно на икону. Госпожа Аркедув была лишена этого маленького утешения – в нем ей отказывали ее давно уже переставшие видеть глаза. Но в гостиной стоял безупречный бюст Марии-Терезы, бюст столь искусной работы, что он вызывал в памяти облик девушки, и нередко можно было наблюдать, как эта маленькая пожилая дама долго ощупывает мрамор своими белыми и слабыми руками. Это занятие пробуждало в ней весь спектр самых радостных и болезненных ощущений. Она улыбалась, потом рыдала, и ее глаза, потухшие раньше срока, переставали быть бесполезными и проливали еще больше слез оттого, что ничего не могли видеть.