Книга Повелитель света, страница 390 – Морис Ренар

Смертельная траншея протянулась и среди солдат национальной гвардии и зрителей под вязами, где человеческий ураган, вызванный безудержным бегством обезумевшей толпы, также унес немало жизней.

Убийца Сезара, переступив через свою жертву, смотрел на все это несколько секунд, судорожно вцепившись руками в поручень. Затем – лицо его, сделавшись землистым, выражало несказанное изумление – с растерянным видом оглядел установленную на треноге подзорную трубу, машинально по ней похлопал и, вероятно приняв какое-то решение, выбежал из комнаты, не забыв закрыть за собой дверь.

Дымок от пистолетного выстрела медленно рассеивался, увлекаемый к окну, за которым и исчезал бесследно.

– Ортофьери, не так ли? – спросил Шарль у своих соседей.

– Несомненно, – твердо заявил Люк.

– Не сказал бы, что это бросается в глаза, – заметил Бертран. – Все эти граждане 1835 года одеты однообразно, по моде того времени, что делает их поразительно похожими друг на друга. Возможно, это и Фабиус Ортофьери. Но я бы в этом не поклялся.

– В любом случае сам ты можешь быть спокоен, – сказал Шарль, пожимая ему руку. – Это уж точно не человек с тростью.

– Ха! Что верно, то верно! Рад, что ты об этом подумал!

Этими словами они обменялись быстро и вполголоса. Историческая сцена завершалась в жутком беспорядке, резко контрастировавшем с церемонной тишиной рабочего кабинета, где с неподвижным взглядом и раскинутыми в стороны руками – почти такой, каким его запечатлела акварель Лами, – спал вечным сном Сезар.

Королю удалось двинуть лошадь вперед. Он приветственно помахивал треуголкой гвардейцам, сопровождая эти жесты теплыми, как можно было понять, апострофами. Смятение нарастало. В то время как Луи-Филипп продолжал свой путь в сопровождении выживших из эскорта и сотни с лишним украшенных султанами офицеров, имевших при себе грумов и конюхов, толпа, нахлынув к месту покушения, затаптывала массу утерянных при случившейся панике предметов: зонтики, головные уборы, шали, ружья, кивера, медвежьи шапки. Гражданские и военные поднимали убитых и раненых и уносили на импровизированных носилках. Мертвых лошадей оттаскивали в сторону. Вся эта ужасная работа осуществлялась в состоянии полнейшей подавленности. Медленно, семеня, мимо проходили мертвенно-бледные, с непокрытыми головами, женщины, поддерживаемые сострадательными гражданами.

Движимые чувством долга, с дубинками и саблями наперевес, к красному дому почти тотчас же устремились десятки полицейских. У рустованного кабачка, соседствовавшего с домом Фиески, собралась толпа: именно там, во внутреннем дворике, задержали убийцу.

Оставшийся на месте преступления маленький господин Тьер, затянутый широким белым поясом, отчаянно жестикулировал, раздавая приказы офицерам, солдатам и полицейским. Он подпрыгивал, топал ногами, расхаживал вправо и влево; его белые казимировые брюки были забрызганы кровью маршала Мортье. Некий бледный, с растерянным выражением лица мсье – по заверению Кола-Дюнормана, то был префект полиции Жиске – заговаривал с ним время от времени.

– Я знаю, что он говорит; это исторический факт! – заметил Кола-Дюнорман. – Он повторяет: «Но мне же сказали: у театра Амбигю!..»

– Да, – утвердительно кивнул Шарль. – Вечно их путают, старый Амбигю и новый!