Книга Повелитель света, страница 392 – Морис Ренар

Вернувшаяся Коломба, которой придало сил укрепляющее средство, о чем-то тихо беседовала с Шарлем и Бертраном. Люк де Сертей переговаривался с Кола-Дюнорманом. Мадам Кристиани следила за сервировкой большого стола, который она распорядилась накрыть в конце студии и на котором расставлялись простые, но питательные закуски, коим каждый чувствовал себя расположенным оказать честь, так как на часах нынешних было уже двенадцать, а утро выдалось столь же долгим, сколь и волнующим.

Войска тем временем проходили колоннами, справа налево, от Бастилии к Вандомской площади. Солдаты национальной гвардии и пехотинцы линейных полков, стрелки и саперы шествовали вдоль противоположной боковой аллеи, несмотря на то что, поравнявшись с местом трагедии, левофланговым приходилось обходить лужи крови. Все, проходя с предписанной тогда медленностью, бросали взгляды по сторонам и ломали строй, заинтригованные, растерянные, еще больше замедляя шаг, чтобы как следует все рассмотреть.

Исчезли из виду последние солдаты. Фасады обезлюдели, перестав напоминать трибуны.

В кабинете Сезара над трупом роились мухи, а стрелки стенных часов продолжали накручивать минуту за минутой.

Шарль надеялся на чей-нибудь неожиданный визит в этот мортуарий, но дверь прихожей снова открылась лишь через несколько часов, в момент возвращения Анриетты Делиль.

Она буквально влетела в комнату – с перекошенным от волнения лицом, так как, несомненно, видела развернувшееся на бульваре мрачное зрелище, а быть может, даже и носилки, выносимые из Турецкого сада, где устроили своеобразный полевой госпиталь.

Взгляд ее тут же упал на труп, зрачки расширились от ужаса, и, пошатываясь, одну руку поднеся ко лбу, другой прикрыв рот, чтобы сдержать уже готовый вырваться крик – долгий крик отвращения, – она на пару шагов приблизилась к телу и, остановившись на некотором от него расстоянии, наклонилась, испуганная и потрясенная.

Но, не в силах больше выносить этот ужас, она развернулась и в смятении выбежала из комнаты, чтобы позвать на помощь, как она затем и сообщила об этом в своих показаниях комиссару полиции Дионне.

– Сейчас на лестнице она закричит, взывая о помощи, – напомнил Шарль, – и ее крики услышит господин Трип.

Действительно, не прошло и минуты, как Анриетта появилась вновь, остановилась, опершись рукой о наличник, и знаком пригласила кого-то войти.

Господин Трип – так как это был именно он – неспешно переступил через порог.

– Боже мой! – воскликнула Коломба.

На что Бертран отозвался приглушенным ругательством.

– Да, это забавно, – сказал Шарль.

Забавным было то, что вышеупомянутый Трип оказался отнюдь не незнакомцем, не каким-то обычным прохожим, которого инстинктивно они уже представляли себе как некого надувающего розовые щеки торговца.

Вовсе нет.

Мсье Трип, худощавый молодой человек в черном костюме, с тростью под мышкой и шмыгающим носом, был не кем иным, как возлюбленным Анриетты и, вне всякого сомнения, предком Бертрана Валуа – человеком с тростью!

– Ох уж эти женщины! – пробормотал Бертран. – Плутовка заверила Сезара, что проведет день с подружками, и…

– И вот почему, – продолжил за него Шарль, – она не вернулась раньше. Анриетта, вероятно, была со своим ухажером в одном из живописных ресторанчиков Медона, а не у Каре-Мариньи на Елисейских Полях. Потому-то и о покушении она узнала лишь по возвращении в Париж. Трип – а выходит, именно так звали человека с тростью – проводил ее до двери дома № 53, да что уж там – до лестничной площадки второго этажа! И выбежала она из квартиры так поспешно только потому, что знала: он еще не ушел далеко и она без труда его догонит.