Книга Таинственные превращения, страница 61 – Морис Ренар

* * *

— Войдем, — сказал молодой человек. — Здесь нам больше нечего делать.

Комната госпожи Лаваль осталась нетронутой. Они вошли в нее с огибающей двор галереи, в которую выходили двери всех комнат нижнего этажа; следовательно, и в этой галерее было два прямых угла или, если угодно, три части: центральная и две боковые — западная и восточная. Дверь комнаты мадам Лаваль была последней в том конце центральной галереи, который примыкал к восточной ее части.

Войдя через эту дверь в комнату, слева можно было увидеть стену, отделяющую ее от бильярдной. Центр этой стены занимал камин, по обе стороны которого стояли шкафы. В этих шкафах не было никаких щелей. Камин был закрыт, как и в ту трагическую ночь, металлическим экраном, препятствующим как чьему-либо вторжению, так и бегству.

Справа, через знаменитое восточное окно, можно было видеть оранжерею, впереди, через южное окно, — парк.

Кровать посередине комнаты была обращена изголовьем к перегородке будуара, составлявшего часть западного флигеля. Белая лакированная кровать без балдахина; у стены — нежно-голубой шелковый занавес на кольцах, падающий вниз с золоченой перекладины. Недалеко от постели, с западной стороны и соответственно двери в будуар, — выход на галерею.

Лионель тщательно осмотрел задвижку на двери в галерею. Известно, что у мадам Лаваль имелся прутик, которым она отодвигала задвижку, не вставая с постели, когда в дверь стучала горничная. Прутик еще существовал. Задвижка издавала сухое щелканье.

Лионель послал Обри к автомобилю за масленкой. Он заботливо смазал задвижку. Но щелканья не удалось смягчить; это доказывало, что оно существовало и раньше. Нельзя было не услышать его из будуара. Так как Жильберта ничего не слыхала, было очевидно, что за всю ночь мадам Лаваль ни разу не открывала этой двери, закрытой с ночи и все еще закрытой на рассвете, как это установили мадам де Праз и ее племянница.

Так как рядом, в будуаре, помещались графиня, которая дремала, как только может дремать сестра милосердия, то есть очень чутко, и Жильберта, насторожившая слух и зрение, единственными отверстиями, которые могли кого-нибудь пропустить в комнату мадам Лаваль, были два «сердечка» в ставнях; о том, что змея через них могла выйти, нечего было и думать. Ибо, если бы мадам Лаваль, не встававшая с постели, все-таки нашла в себе силы это сделать для того ли, чтобы без помощи прутика открыть задвижку, или для того, чтобы открыть ставню в том или другом окне, Жильберта, без всякого сомнения, услышала бы ее нетвердые шаги. Их разделяли только тонкая перегородка и дверь, оставлявшая внизу, у пола, такую узкую щель, через которую змея ни в коем случае не могла проползти; эта щель пропускает лишь тонкую полоску света от ночника.

Осмотр будуара не дал ничего нового. Лионель не открыл ни одной лишней улики ни вещественного, ни морального характера. Обри при этом проявлял весьма мало усердия и еще меньше здравого смысла. Он не верил в этот розыск и, оглядывая вещи безразличным взглядом, говорил:

— За двумя зайцами не угонишься, граф. Видите ли, нам надо заняться не старым и сомнительным преступлением, а будущим и возможным грабежом!

Он до того раздражал Лионеля, что тот, наконец, захотел от него избавиться и, поблагодарив за услуги, отправил его назад в Париж.