Книга Таинственные превращения, страница 62 – Морис Ренар

Между тем граф де Праз, продолжая расследование и невольно укрепляясь в своих подозрениях, поднялся на первый этаж и тщательно осмотрел комнату, которую выбрал себе Гюи Лаваль на время болезни жены. Потерянный труд. Самая банальная обстановка. Ничего такого, что бы наводило на какую-нибудь мысль.

Вспоминая рассказ Конан Дойла, уже и раньше приходивший ему на память, он снова спустился в комнату своей покойной тетки и принялся проверять шнурки электрического звонка: не могли ли они послужить змее «линией спуска»? Выйдя из какого-нибудь отверстия, проделанного в потолке, она могла, обвившись вокруг шнура, спуститься вниз.

У изголовья кровати не было звонка; над кроватью мадам Лаваль висела проволока, заканчивающаяся грушей. Эта проволока была слишком тонка, чтобы змея могла на ней удержаться. И, кроме того, ни в потолке, ни в стене не было ни малейшего отверстия. С помощью лесенки Лионель удостоверился в том, что объяснение английского романиста никоим образом не могло быть приложимо к тайне Люверси.

Обескураженный всем этим, он, в ожидании мадам де Праз, Жильберты и Жана Морейля, отправился позавтракать в деревенскую харчевню.

Кладбище Люверси расположено на пути из Парижа, в пятистах метрах от деревни и замка. Мадам де Праз выразила желание остановиться; Жильберта сейчас же согласилась, жалея, что не она первая сделала это предложение.

Остановили автомобиль, и Жан Морейль проводил обеих дам в могильный склеп, где возле отца и матери Гюи Лаваля покоились тело его очаровательной жены и останки самого исследователя, привезенные за счет государства из Центральной Африки.

После краткой молитвы мадам де Праз принялась осматривать памятники. Властной рукой она поправила криво висевшее распятие и стала ждать, когда Жильберта подаст знак к отъезду.

Жильберта не торопилась. Жан Морейль казался очень взволнованным этим первым визитом к родителям невесты. Он был чуть-чуть бледен и, наверно, думал о том, сколько радости и прекрасных воспоминаний дала бы эта встреча, будь родители Жильберты живы. Один из них унес в могилу тайну своей смерти.

Жан Морейль был бледен. Жильберта тоже. Легко догадаться, что ее сильно волновала мысль о том, что она снова увидит замок, где ее ждал многоликий призрак страха, таившийся за каждым углом, за каждой тенью, за каждым деревом…

Уйдя с кладбища, она сказала, что желает пройти в замок пешком. Мадам де Праз согласилась на-это со скрытой улыбкой, подозревая, что племянница хочет отдалить тот момент, когда придется, наконец, войти в ворота парка.

И вот произошло то, что предсказал бы всякий психолог: Жильберта не испытала в Люверси того чрезвычайного страха, которого она и Жан Морейль так боялись.

Прошло пять лет с тех пор, как разыгралась эта драма, — с тех пор, как Жильберта рассталась с дорогим ей по воспоминаниям замком. За это время она из ребенка превратилась в молодую девушку. Она выросла, душа ее теперь совершенно иначе воспринимала впечатления. Замок, парк показались ей совершенно другими. Все выглядело слишком мелким, даже жалким. Формы потеряли ту внушительность и мрачную величавость, которые сохранила и благодаря болезненному страху преувеличила ее память. Пропорции между ней и Люверси изменились. Она вернулась с детскими воспоминаниями, с запахом детских представлений и не без волнения и печали изумлялась своему странному, но спасительному разочарованию. Она была смущена, почти подавлена этим, как если бы вместо мощного гиганта, на которого пришла любоваться, нашла сгорбленного старичка.