Книга Неожиданное наследство инспектора Чопры, страница 106 – Вазим Хан

– Ты доставил мне очень много хлопот, – Наяк говорил громко, почти кричал, чтобы его можно было услышать сквозь шум дождя. – Честный человек в бесчестном городе. Вот почему я никогда не хотел с тобой связываться. Я сразу сказал Ашоку – еще когда мы только начинали работать вместе и собирали силы, – что тебя к делу подключить не удастся. Десять миллионов, сто миллионов… Говорят, у каждого есть своя цена. Но с такими, как ты, речь можно вести лишь об одной сумме – о стоимости ваших собственных похорон.

Наяк поднялся. И направил дуло револьвера в грудь своему противнику. Чопра чувствовал, что гул сердцебиения в ушах постепенно стихает. Внезапно он подумал о Поппи. О Поппи, которая поддерживала его в радости и в горе. О Поппи и ее бесконечной борьбе против притеснений и тирании. Ее панической боязни тараканов, привычке кусать от волнения губы, стремлении набить квартиру новомодным барахлом, которое, по уверению ее любимых журналов, совершенно необходимо было иметь в доме. О ее чудесных блинчиках доса; о том, как она массировала ему плечи, когда знала, что он устал, и при этом безостановочно ворчала, расписывая ему очередную выходку миссис Субраманиум; как на протяжении всех этих долгих лет шептала ему на ухо в ночь годовщины свадьбы о том, что она благодарна богу, который свел их вместе, ибо представить себе не может жизни с другим мужчиной. Он подумал о своей дорогой Поппи.

У него даже не будет возможности проститься с ней. После двадцати четырех лет примерной супружеской жизни судьба отказывает ему в этом. «Карма, – подумал он, – такова карма».

Чопра на секунду прикрыл и снова открыл глаза. Он видел нависающего над собой Наяка, хотя черты его лица едва просматривались сквозь пелену дождя. Чопра снова моргнул. Наставленное на него дуло револьвера было неподвижно, словно взгляд кобры… Снова мгновение темноты под опущенными веками… и Наяк пропал… еще мгновение темноты… и внезапно – секундное видение… Наяк кувыркается в воздухе.

Король преступного мира с громким хрустом врезался головой в бетонный бортик водоема. Затем с шумом ухнул во взбаламученную воду. И почти сразу исчез с поверхности.

Чопра приподнялся на локтях. Ребра пронзила накатившая волной боль; мир перед глазами закружился каруселью; подступила дурнота. Капли дождя выбивали из плитки, уложенной вокруг пруда, симфонию шквального обстрела и с такой силой долбили по темени, что волосы облепили голову, точно приклеенные.

Он почувствовал, как щеки его коснулось что-то теплое, и обернулся. Ганеша влажно фыркнул, а затем вновь начал аккуратно тыкаться хоботом ему в лицо, будто проверяя, что хозяин по-прежнему цел и на части не разваливается.

Чопра собрался с силами и поднялся на колени. Держась одной рукой за грудь, посмотрел в сторону пруда.

Наяк, лежа лицом вниз, покачивался на воде.

Соскользнув в пруд, Чопра добрел до Наяка. Перевернул его. Глаза бандита были закрыты. На лбу – в том месте, куда пришелся удар от столкновения с бортиком, – виднелась большая вмятина.

Чопра подтянул тело к краю водоема, затем вытащил его на берег. Начал делать непрямой массаж сердца, но было уже слишком поздно. Наяк умер.

Чопра поднялся на ноги. Положил ладонь на макушку Ганеши. Он знал, что в каком-то смысле, несмотря на смерть Наяка, именно теперь начиналась самая трудная часть дела. Ему не оставалось ничего иного, как обратиться к представителям власти и молиться о том, чтобы в шатком храме индийского правосудия нашлось достаточно неподкупных людей для вынесения приговора всем коррумпированным участникам этого ужасающего действа.