Книга Шифр Данте, страница 96 – Вазим Хан

– Она ничего не говорила о мужчине, который появился в ее жизни недавно? Может быть, о любовнике?

Шарма нахмурился:

– Франсин не могла строить нормальные отношения с мужчинами. Нацистский лагерь извратил ее представления о любви и сексе. Она воспринимала свое тело только как инструмент. Она спала с мужчинами ради денег, только чтобы было на что жить.

На широком лице Фернандеса отразилось недоумение.

– Но почему она позволяла так с собой обращаться? Война уже давно закончилась.

– Это сложно объяснить. По той же причине жертвы домашнего насилия постоянно возвращаются к своему партнеру. Чувство вины, отвращение к себе… в нашей психике часто переплетено множество сложных эмоций. – Шарма выпустил дым.

Персис передернуло от логичности его слов. Неужели все на самом деле так?

Во всяком случае, его слова объясняли татуировку на груди Франсин, которую она пыталась свести огнем. Персис вспомнила, что читала о женщинах в концлагерях, которым нацисты ставили подобные метки.

– Больше нет ничего, что могло бы нам пригодиться?

Шарма задумался, потом сказал:

– Когда она пришла ко мне несколько недель назад, что-то в ней изменилось. Она казалась странно воодушевленной. Сказала, что ей все время снится один и тот же сон. В этом сне в заведение, где она работает, пришел нацист. Он старше нее. Она узнала его, потому что однажды он приезжал в лагерь в Латвии, в котором ее держали. Конечно, теперь у него было новое имя – полагаю, как у всех беглых нацистов. Во сне она его соблазнила, а потом убедила встретиться вне клуба, у нее дома. Дело в том, что она не была уверена до конца. Она хотела с ним поговорить, заставить сказать что-то такое, что выдало бы, кто он на самом деле.

Он замолчал.

– И что потом?

– Ничего. – Шарма пожал плечами.

Персис моргнула. В животе у нее что-то сжалось.

– Вы же понимаете, что это был не сон?

Шарма вынул изо рта трубку и провел большим пальцем по нижней губе:

– Я думал об этом.

– Тогда почему вы не обратились в полицию?

– А что бы я им сказал? Что моя эмоционально неустойчивая пациентка, возможно, видела нациста в баре в Нариман-Пойнт? Кроме того, я бы нарушил врачебную тайну.

– А теперь Франсин умерла.

Шарма спокойно посмотрел на Персис и ничего не сказал.

Персис подавила гнев. Он ей не поможет.

– Она описала этого мужчину? Нациста из «сна»?

– Да. Высокий, крупный, крепкого телосложения. Темноволосый. И с длинным шрамом на левой щеке.

* * *

На улице Персис обратилась к Фернандесу, не глядя в его сторону:

– Я думаю, она пыталась заманить его в ловушку. Своего нациста.

– А если она ошиблась? – пробормотал Фернандес.

– Если она ошиблась, почему тогда ее убили?

Персис бросила взгляд на женщину, сидевшую в приемной института. Скромная, маленькая, глаза в пол. Запуганная – это слово подходило больше всего. В груди у Персис снова закипел гнев.

В этом мире, где всем заправляли мужчины, сексизм был в порядке вещей, и женщин вроде Франсин Крамер использовали, а потом по прихоти убивали.

Так не может продолжаться. Так не будет продолжаться.

Персис взглянула на часы. Через час с небольшим у нее была назначена встреча с Фрэнком Линдли.

– Отправляйся в Le Château des Rêves. Узнай об этом загадочном мистере Грее. С таким шрамом его должны были там запомнить. – Она посмотрела Фернандесу прямо в глаза. – А если будут юлить, скажи, что, если они откажутся помогать, к тебе на помощь придет вся полиция Индии. Скажи, что теперь речь идет не только об убийстве Франсин. Укрывательство беглого нациста – это международное преступление.