Книга Моя навеки, сквозь века, страница 115 – Марина Повалей

Уделка – рынок в Спб рядом с железнодорожной платформой Удельная.

«Fais се que dois, advienne que pourra» – делай что должно и будь что будет.

Впитывая в себя эту его злость, ярость, я начала медленно расстёгивать пуговки на платье. Меня лихорадило, лицо не просто горит, пылает, от того, что разгорается внутри.

Не сказала ни слова, лишь смотрела. Сделала шаг вперёд, чтобы он меня лучше видел, и продолжала смотреть, на грудь, что вздымается от гнева, раздувающиеся крылья носа, плотно сжатые – нитка-губы.

Словно очнулся, потянулся к пуговкам своей рубашки.

Полуденное солнце светит блекло, но слепит, или это от собственной дури так хочется зажмуриться?

Я сделала ещё шаг навстречу – он отзеркалил мой жест.

Рубашка отлетела в сторону, я громко выдохнула – этот торс создан для того, чтобы я его языком вылизывала на завтрак, обед и ужин.

Он внимательно смотрит, как я стягиваю платье, остаюсь в белье.

Мне не хватает воздуха под этим взглядом: от каждого вдоха темнеет в глазах.

— Неужели не боишься… — прохрипел.

Я помотала головой, вынимая шпильки.

— Наконец-то я вижу тебя настоящего. Своего. Без всей этой мишуры.

— Мишуры? Ааа! Чёрт! Не важно! — он рванул на меня, но я вытянула руки: — подожди!

— Нет, — всё же сделал шаг назад, но медленно помотал головой. — Ты хотела меня настоящего? Говоришь, что не боишься? Сейчас всё будет так, как я скажу!

Грудь заныла, зазудела от этих слов.

Подхватил меня и я оказалась сидящей на столе. Широко развёл мне ноги, с силой прижимая к своему паху. Испугаться? Нееет, я начала тереться о него, шумно дыша.

Слепцов точным движением открыл застёжку лифа, больно-сладко впиваясь мне в шею… даааа! Развязал пояс, оставляя меня только в панталонах, поцелуи-укусы перемещаются на грудь, через секунду белья на мне не осталось, а жадный рот со стоном вобрал в себя сосок. Низ живота подвело, я застонала ему в унисон, прижимаясь теснее. Руки сами полезли к брюкам.

С громким, отчаянным вздохом он оторвался от груди, легонько прикусив её напоследок – меня током прошибло. Мой стон – сцепка взглядов: его – безумного, моего – почти нирванного.

Вася отстранился, окидывая меня взглядом.

И под этим взглядом, внутри у меня всё дёрнулось.

— Неужели, и сейчас не передумала? — и повинуясь этой явной грубости в его голосе, я, сидя на столе, лишь пошире развела ноги. Мои пальцы только скользнули к лону, как он с рыком вжался в меня, одной рукой за попу подвигает меня на себя, другой, держит за голову, горячо целуя.

Я целовала в ответ, стонала ему в рот, тёрлась ноющей грудью о его горячую кожу.

Если бы он не сказал мне о своём голоде до секса, я бы поняла это сейчас. Не смотря на все слова, на очевидное, такое наивное желание, напугать своим напором молодую девушку, тело говорит гораздо больше – потрескавшиеся, грубые губы целуют так, если бы последняя вода на земле была только у меня во рту. Сильные руки с буграми мышц, с вьющимися выпуклыми венами – дрожат, прижимая меня. Он только хочет казаться, что не сдерживается.

— Не сдерживайся… — прошептала ему в рот, голос срывается из-за дрожи в животе, — сделай всё, что хочешь.

Его не нужно было уговаривать.

Углубил поцелуй, и обеими руками, всей пятернёй сжал мою грудь, выбивая из нутра громкий стон.

Поцелуи – жадные, громкие, чмокающие, быстрые. Как будто ему не хватает времени. Лоно уже пульсирует, и я снова потянулась к брюкам – он не стал мешать. Ткань вниз, а горячий, влажный на кончике член, ко мне в ладонь.