Книга Моя навеки, сквозь века, страница 26 – Марина Повалей

Серая бумажка совсем не заметна в большой руке, что держит её неловко, нелепо даже.

Забрала визитку, чтобы смущённый мужик не стушевался ещё больше, покрутила: штабс-капитан Василий…

— На всякий случай… это, мне… порекомендовали сделать…

— Спасибо, — сунула её к первой – начинается коллекция. — Василий Александрович, я искала вас…

— Я так и понял, когда увидел вас у Бризака. Что стряслось?

— Сегодня из заключения отправляют в ссылку одного человека, — Слепцов слушал молча, шёл, подстраиваясь под мой шаг, не перебивал. — Я точно знаю, что он сбежит, не знаю точно по пути ли, или уже из Сибири, но страшно не это. Тот человек сбежит за границу, будет там заниматься вербовкой, пропагандой, а сюда вернётся уже после той войны, когда свергнут царя. Он, с подвижниками, свергнет новое правительство, станет одним из лидеров нового государства и, если я не ошибаюсь, он будет главой красной армии, а вы, и остальные царские офицеры будете в белом движении, бороться с красными, чтобы вернуть свои порядки. Понимаете… это страшный человек, он прольёт реки крови, примет закон о красном терроре, в противовес военно-полевым судам. Тогда всех, на кого только ляжет подозрение в несогласии с революцией будут казнить на месте, без каких-то судов.

— И человек этот? — я только закрыла рот, чтобы вдохнуть для следующей тирады.

— Его фамилия Бронштейн, но потом он станет Львом Троцким. Я не знаю, используется ли им сейчас это, новое имя.

— Что ещё вы о нём знаете?

— Сейчас или в будущем?

— Сейчас. Только в Петропавловской крепости десятки политических, мне нужно чуть больше информации.

Он ни одним словом, ни единым взглядом не выразил скепсиса или недоверия. Неужели верит?

— Надо подумать, — мы проходили мимо гостиного двора, и я не сдержалась: — если мы ничего не изменим, то через десять лет все магазины здесь опечатают, а товары экспроприируют, — сказала задумчиво, глядя на огромный рынок.

— Не нужно подсыпать перца, я и так более чем впечатлён. В том числе и словом этим, не знаю, что это значит, но явно какую-то пакость, — я прыснула, он улыбнулся в ответ. Едва-едва, но мне хватило.

— Я просто никак не могу поверить, что вы мне верите.

— Такую околесицу не выдумать, — тяжело выдохнул, — даже такой барышне, как вы.

— Какой это?

— Алиса Ивановна, — Слепцов сдвинул брови. — Извольте не отвлекаться. Не отходите от темы разговора.

— Просто понимаете… это через пятнадцать лет он станет всем известен, сейчас же, он один из сотен… — я задумалась, стараясь припомнить, — его арестовали осенью девятьсот шестого, за “финансовый манифест”, но я не уверена, что кому-то известно, что именно он с Парвусом стоял в гуще стачек в девятьсот пятом.

Вася кивнул.

— Вы думали над этим? Что бы вы сделали с этим человеком?

Вот это вопрос!

— Не знаю, правда не знаю… в будущем он прольёт реки крови. Но до того… он очень талантливый оратор, пропагандист. Как человек я не могу желать кому-то смерти, но таким жить нельзя… а если не станет его, вдруг, его место займёт ещё кто-то более кровожадный? Вдруг будет ещё хуже? В идеале: его бы поставить на свою сторону, но он идейный, он не пойдёт на это, пока такие вот, как Бризаки ваши, украшают платья камнями и эти платья носят, пока другая, большая часть страны горбатится на заводах чтобы просто поесть и не умереть с голода.