Книга Моя навеки, сквозь века, страница 56 – Марина Повалей

Сейчас они воспрянут, потянутся, спрыгнут с помостов!

Я не буду как эти львы.

Не стану поддаваться ситуации. Я здесь не за тем. Спасти его, пусть он сам того не хочет, всеми силами помешать катастрофе!

Слепцов уверен, что я буду ждать его дома. Сегодня Колино выступление в суде, мы собирались ехать вместе, и поедем. Только сидеть ждать я не собираюсь! Пойду к нему сама, не захочет разговаривать – повторю тот же манёвр. Не получится соблазнить – ни о каком браке и речи быть не может. Не хочу даже думать…

Даже если он пожалел о том, что взял Алисину невинность, тело не врёт: пот на висках, дрожь больших ладоней, напряжённое перекатывание мышц под кожей – он старался и хотел, не меньше моего.

Я напомню!

Лучше откровенный, нормальный, человеческий разговор сейчас, чем выйти замуж так… если ничего не вышло, если он не влюблён, и уже потерял ко мне интерес, выйти за него замуж: худшее, куда я могу сейчас выйти. Попасть под власть человека не просто равнодушного, но пренебрегающего, если моё присутствие будет только раздражать и бесить? А если ещё хуже? Если мне придётся бежать от него? Уйти? – без паспорта мне одна дорога – туда, где будет и секс, только не с красавцем-гвардейцем, и деньги. Правда, тогда уже мне будет не до учёбы.

Нужно поговорить! — твердила всю дорогу, борясь со страхом передумать.

Если отвергнет? Если обрадуется моей готовности вернуть ему слово?

Быстрей, быстрей!

Но с каждым шагом уверенность в принятом решении таяла.

Бездушно-прямые улицы, холодные в своей величественности и высокомерии дома, как будто смеются над маленькой, бессильной идиоткой, вздумавшей вмешиваться в порядок чужой жизни. А дворники, лениво прохаживающиеся у ворот своих вотчин – каждый такой важный…

Хочется закричать: — слепые! Ничего не понимаете! Не знаете, что скоро погибните все! Весь ваш пустой, напыщенный мир скоро лопнет!

Я одна останусь.

Недалеко от особняка чёрная карета, с наглухо задёрнутыми шторками. Возле неё я и остановилась: застегнуть распахнутую шубу и перевести дыхание.

И, если отдышку удалось унять, то с бешенно клокочущим сердцем так не выйдет. У двери я было развернулась: зачем ранить себя самой? Я итак знаю всё, что он мне скажет. Пусть трусость, но зачем облегчать этому козлу жизнь?

— Сударыня, — мальчишка-посыльный, словно вырос из-под земли. — Хозяину вашему письмецо! Передайте, буде ласковы!

Это он меня сейчас с прислугой спутал?

Ни спросить, ни объяснить не успела. Паренёк испарился так же быстро, как и возник. Я осталась стоять с письмом, в дрожащих пальцах.

Кто бы мне объяснил, что на меня нашло, помутнение: не раздумывая ни секунды, я порвала конверт без подписи:

“Не взирая на твоё упрямство, нежелание слушать, я, по праву твоего друга, умоляю тебя! Откажись! Пока не поздно, разорви помолвку! Мы сумеем сделать так, что никто ни о чём не узнает. Твоя честь не пострадает.

Я ни мгновенья не сомневаюсь, что она достойный человек, но Василий! Ты погубишь себя этим браком! Ни полк с нашими дамами, ни свет, такого не одобрят. Это смерть, как светская, так и военная. Не губи себя!

Ежели тебе нужна так эта девушка – сделаем как всегда. Отыграем как по нотам, она будет век жить там, где поселишь, и никогда ни о чём не узнает, мня себя женой дворянина.

Я на колени готов упасть: передумай! Если моё слово, слово и дружба русского офицера ещё хоть что-то для тебя значат. Если ты не в конец обезумел, и помнишь об офицерская чести.