Книга Моя навеки, сквозь века, страница 82 – Марина Повалей

— Соскучился… — он подхватил меня на руки, пуховый платок так и остался лежать на полу, — понял сегодня, что раньше расправился с делами, и как молнией прошибло, что, если не увижу тебя… вас сегодня, умру.

Свет в доме потушен, мы поднимались по лестницы, луна, сквозь большое окно, озаряла его прекрасное лицо.

— Спасибо, — только и вымолвила.

— Счастье моё… что же… за что спасибо! Это мне, я по гроб жизни тебе обязан, что ты вот так, согласилась сразу приехать, без раздумий, не оскорбилась… я пока в карете сидел, извёлся весь. Сижу и думаю: что делать стану, если не выйдешь, как уеду вот так, ни глазком тебя не увидав, да и обиду такую тебе сделавши…

— Дурачок мой… — я потянулась, поцеловала щёку, затем вторую, усыпала поцелуями всё лицо: — не смей так думать. Я истосковалась вся по тебе. Ни на службе не побыть с тобой, ни после, я по одному твоему слову бы прибежала… Васенька, а что бы ты делал, если бы я не вышла?

— Ждал бы, — кивнул то ли себе, то ли мне, — стоял бы под окном и ждал, чтобы хоть увидеть тебя, пусть и так…

Дурачок, говорю же.

В спальне он опустил меня на пол, задержал руками, не давая наброситься на него:

— Подожди-подожди, дай посмотреть на тебя, полюбоваться, — сделал шаг назад, взял меня за руку, провёл пальцами по голой коже – я перестала дышать. Отступил мне за спину – я почувствовала горячее дыхание на затылке, там, где волосы подобраны, — такая красивая, нежная, — губы соприкоснулись с шеей, а меня током будто ударило, — никогда я не видел такой красоты, ни разу…

Я закрыла глаза, не в силах совладать с собой. Сердце колотится в груди, а тело бьёт дрожь. От любви, от нежности, от возбуждения, которое прилило, стоило мне прочесть записку.

Ловкие пальцы расправляются с пуговками длатья, и там, где только что была ткань, снова губы.

Так медленно! Так тягуче!

Потянулась руками за спину, чтобы ускорить, услышала смешок:

— Я сам… позволь мне. Это… такое удовольствие – обнажать тебя, пуговка за пуговкой, — одной рукой он сцепил мне руки за спиной – повинуясь, я прогнулась, другой рукой он продолжает с платьем.

Мужской палец провёл по ладони – меня прошибло током.

Когда пуговички уже закончились, он накрыл поцелуем место последней – копчик. Ноги дрогнули, я бы упала, не успей он подняться и принять меня на собственную грудь.

— Милая… — горячий шёпот в ушко, и губы уже целуют кожу за ним, а освободившаяся рука медленно стягивает платье.

Задыхаясь, лишившись возможности связно мыслить, я на голом инстинкте протянула к нему руки:

— Я тоже хочу… трогать тебя. Мне тоже… нужно.

Вот так, стоя посреди спальни, я спиной лежала на его груди, пытаясь ухватиться за волосы, коснуться лица, обнять за шею. И возликовала, когда мне это удалось и рука почувствовала под собой опору. Пусть не обхвачу, но зацепиться точно могу!

И гладить могу, и трогать!

Плечи уже оголены.

— Ты…

Он замер, поняв, наконец, что под платьем у меня ничего нет.

— Ты только заметил? — не удержалась, чтобы не засмеяться. — Я торопилась, к тебе.

— Алиса… — этот жест Слепцова тоже был словно из другой жизни – он обхватил меня за шею, не больно, но… фиксируя, подавляя.

Держит так, что будь мы соперниками, одно моё неверное движение и его большой палец перекроет мне кислород. И поцелуй, не нежный, а глубокий, жадный, словно не целует – пьёт меня.