Книга Роковая ошибка, страница 37 – Найо Марш

Верити быстро произвела в уме ревизию своих продуктовых запасов и сказала:

– Вы не сможете поесть в деревне. Там есть только одно заведение, «Пасскойн армз», но оно ужасно. Поедемте ко мне, я накормлю вас омлетом с сыром и предложу бокал сносного рейнвейна.

Он устроил целое протестное представление, сопровождаемое всхрапываниями, но на самом деле был явно доволен. Вот только поговорит с коронером, сказал он, и сразу приедет в Киз.

Верити приступила к незамысловатым приготовлениям. Она накрыла стол, достала из холодильника щавелевый суп со сметаной, нарвала в огороде трав, разбила в миску яйца для омлета, положила масло на сковороду. Потом сходила в винный погреб и выбрала одну из немногих оставшихся после отца бутылок хереса и бутылку вполне приличного рейнского.

Когда мистер Рэттисбон прибыл, она усадила его в гостиной, выпила с ним рюмку хереса и, оставив с бутылкой рейнского под рукой, отправилась готовить омлет.

Они с удовольствием пообедали, завершив трапезу зрелым стилтоном с печеньем. Мистер Рэттисбон приговорил два с половиной бокала рейнского против одного, выпитого Верити. Его лицо, обычно не отличавшееся цветом от пергамента, раскраснелось.

Потом они перебрались в сад и устроились там в видавших виды садовых креслах под липами.

– Как здесь приятно, моя дорогая Верити, – сказал мистер Рэттисбон. – Честное слово, просто восхитительно! Но, увы, боюсь, мне нужно следить за временем. И, если позволите, я хотел бы позвонить мисс Прунелле. Я не должен злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Вздор, Рэтти! – ответила Верити, которая называла его этим прозвищем персонажа Кеннета Грэма^[85]уже лет сорок. – Что вы думаете о дознании?

Поскольку речь зашла о профессиональном вопросе, он сразу преобразился. Соединив подушечки пальцев, он облизал губы кончиком языка и издал типичный всхрап.

– М-м-да, – произнес он. – Дорогая моя Верити, пока вы готовили наш вкусный обед, я думал об этом дознании и должен сказать, что чем больше я о нем думал, тем меньше оно мне нравилось. Не стану от вас скрывать, я встревожен.

– Я тоже. А что именно тревожит вас? Только, пожалуйста, без ваших профессиональных экивоков. Признайтесь. Ну, Рэтти, я ведь – могила. Обещаю: ничто не заставит меня распечатать уста.

– Я в этом не сомневаюсь, дорогая моя девочка. В любом случае мне нужно задать вам вопрос. Вы ведь были близкой подругой миссис Фостер?

– Очень старой подругой. Близость, боюсь, скорее определяет ее отношение ко мне, чем мое – к ней, если я понятно выражаюсь.

– Она вам доверяла?

– Она доверилась бы и городскому глашатаю, если бы увидела в этом необходимость, но – да, она мне весьма доверяла.

– А известно ли вам, не составляла ли она в последнее время завещания?

– О, так вот о чем вы тревожитесь!

– По крайней мере, отчасти. Должен вам сказать, что вообще-то она составила завещание четыре года назад. Но у меня есть основания полагать, что существует и более поздняя его версия, однако никаких доказательств тому я не имею. Она… да, она написала мне три недели тому назад письмо, в котором сообщила, что хочет, чтобы я подготовил для нее новое завещание, и обозначила его условия. Признаться, я был шокирован и ответил – надеюсь, достаточно сдержанно, – что советую ей подумать. Она в свою очередь ответила немедленно, что я могу больше не затрудняться ее делами, и добавила несколько слов – отнюдь не сдержанных, в лучшем случае я мог бы охарактеризовать их как враждебные. Из всего этого я сделал обоснованный вывод, что мне, выражаясь мягко, дали отставку.