Книга Аптекарский огород попаданки, страница 156 – Ри Даль

— Ольга… она была светом в моём доме. Когда её не стало, и Наташи, нашей старшей… — он запнулся, сглотнул. — Мир стал темнее. Агата, конечно, скучает. Но ей проще. Её память меньше сохранила образ матери. А я… Я справляюсь и дорожу тем, что имею. Агата — единственное, что держит меня. Ну, и… — он посмотрел на меня, — и дела, которые я обязан довести до конца.

Я молчала, боясь спугнуть его откровенность. Он редко говорил о прошлом, и каждое слово было как драгоценность, которую он неохотно открывал.

— Простите, если разбередила, — сказала я наконец. — Не хотела.

Он покачал головой.

— Ничего, Александра Ивановна, — он помолчал, затем добавил: — Знаете, я часто думаю, что счастье мужчины — в надёжной женщине рядом. Как Вениамин с Груней. Он теперь светится, будто заново родился.

Я улыбнулась, вспомнив Груню — её румяные щёки, смех, как она хлопотала в Аптекарском огороде. Но слова Василия Степановича задели что-то внутри меня.

— А вы, Александра Ивановна? — прервал мои мысли Василий Степанович. — Что в ваших планах? После того, как найдёте брата?

Я вздохнула, глядя на дорогу.

— Не знаю, — призналась без лишних отступлений. — Сейчас все мои мысли о Николаше. Но если подумать… Если помечтать… Хотя бы немного… Хочу стать врачом. Настоящим. Не просто сестрой милосердия, а доктором, который лечит, исследует, спасает. Только вот… — я горько усмехнулась, — где ж мне учиться? В России женщинам в университеты путь заказан.

Василий Степанович посмотрел на меня внимательно.

— Не совсем так, — сказал он. — В Санкт-Петербурге открылись курсы для женщин. Недавно, года два назад. Бестужевские, слыхали? Там учат медицине, естественным наукам. Не университет, конечно, но для начала… — он помедлил, — для начала это уже перспективная возможность.

Я замерла, чувствуя, как сердце забилось быстрее.

Курсы? В Петербурге?..

Мысль о том, что я могла бы учиться, стать врачом, зажгла искру надежды, которую я боялась подпустить слишком близко.

— И вы думаете, я могла бы… — начала, но осеклась. — Нет, это слишком. Мне опять не позволят. Наверняка потребуется разрешение родителя… Да и денег у меня нет…

— Деньги — не главное, — отрезал Василий Степанович. — А что до вашего батюшки… — он нахмурился, — с ним можно договориться. Или обойти его волю. Вы же не из тех, кто сдаётся, Александра Ивановна.

Я посмотрела на него, и в его глазах было столько веры в меня, что я почувствовала, как силы возвращаются.

К вечеру первого дня равнины сменились предгорьями, и дорога стала круче. Повозка качалась на камнях, и я цеплялась за борта, чтобы не упасть. Рустам остановил лошадей у небольшого ручья, окружённого ивами, чьи ветви склонялись к воде, как длинные косы. Здесь решили заночевать.

Василий Степанович и Рустам поставили палатку — простую, из плотного полотна, с деревянными кольями. Я помогала, чем могла: разводила костёр, кипятила воду для чая. Ужин был скромным — лепёшки, сушёное мясо и чай, пахнущий мятой. Ночь в горах была холодной, звёзды сияли так ярко, что казалось, их можно снять с неба, как спелые плоды.

— Спать будем в палатке, — сказал Василий Степанович, когда мы допили чай. — Рустам останется у костра. А мы… — он посмотрел на меня, и в голосе его мелькнула неловкость, — мы вдвоём. Ради тепла. Исключительно.