Книга Аптекарский огород попаданки, страница 160 – Ри Даль

— Николаша, это я! Сашенька! Ты не можешь не помнить! — голос мой срывался, я почти кричала, и слёзы мешали видеть. — Ты обещал вернуться! Ты обещал, что мы всегда будем вместе!..

Рустам что-то сказал, и старик, хозяин кузницы, заговорил быстро, гортанно. Рустам перевёл, его голос был тихим, почти виноватым:

— Он не помнит, совсем. Головой сильно повредился. Два года назад нашли его в горах, еле живого. Ничего не говорил, только молчал. Думали, умрёт, но выжил. Работает здесь, но… памяти нет. Совсем.

Я покачала головой, не желая верить. Не могла поверить.

Это был Николаша — его лицо, его глаза, его руки. Он не мог забыть меня, не мог забыть всё, что было между нами. Я повернулась к нему снова, схватив его за руку, сжимая так, будто могла передать ему свои воспоминания, свою любовь.

— Николаша, послушай, — я старалась говорить спокойно, но голос дрожал. — Ты Николай Демидов. Из Рязани. Твой отец — Иван Ипатиевич, мать — Надежда Осиповна, Царствие ей Небесное. У тебя есть сестра, Софья, и я… я твоя Сашенька. Ты ушёл на войну, четыре года назад. Мы думали, ты погиб, но ты здесь… Ты жив…

Он смотрел на меня, и в его взгляде мелькнуло что-то — тень сомнения, едва уловимая. Его губы шевельнулись, и он заговорил — медленно, с трудом, будто каждое слово давалось ему с болью.

— Я… не знаю… — голос его был хриплым, незнакомым. — Не помню… Ничего…

Я задохнулась, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Его слова были как удар, как приговор. Я хотела кричать, бить его, умолять, но вместо этого лишь сильнее сжала его руку, боясь, что если отпущу, он исчезнет, растворится, как мираж.

— Ты должен помнить, — прошептала я, и слёзы снова хлынули. — Ты должен… Николаша, пожалуйста…

Я почувствовала, как рука Василия Степановича легла на моё плечо, тёплая, успокаивающая. Он стоял рядом, молчаливый, но его присутствие было якорем, удерживающим меня от падения в бездну.

— Александра Ивановна, — сказал он тихо, почти шёпотом. — Дайте ему время. Это… слишком для него. И для вас.

— Нет! — выкрикнула я, отмахнувшись от его руки. — Я не могу ждать! Я искала его столько лет! Я не могу потерять его снова!

Мой голос эхом отразился от стен кузницы, и Николаша — или Юнус, как его здесь звали, — вздрогнул, отступив на шаг. Его глаза, такие знакомые и такие чужие, метались между мной и Булыгиным, и в них было лишь смятение.

Я упала на колени, не замечая, как каменный пол холодит кожу, как пыль оседает на платье. Слёзы текли неудержимо, и я уже не пыталась их скрыть. Я смотрела на него снизу вверх, на этого мужчину, который был моим братом, но не знал этого, и чувствовала, как сердце разрывается.

— Николаша… — голос мой стал тише, почти умоляющим. — Помнишь, как мы сбегали из дома? В тот день, когда папенька запретил нам играть в саду? Мы забрались в старую беседку, ту, что у реки… Ты нашёл там птичье гнездо, с яйцами, и сказал, что станешь их защищать, как рыцарь. А я… я смеялась, говорила, что ты глупый, что птицы сами справятся… Но ты не слушал. Ты каждый день бегал туда, проверял, не разбились ли яйца… А потом, когда птенцы вылупились, ты принёс мне одного, такого маленького, слабого… Ты сказал: «Сашенька, это наш птенец. Мы с тобой его вырастим». Мы кормили его, прятали от Сони, от папеньки… А когда он улетел, ты плакал, а я тебя обнимала… Помнишь, Николаша? Помнишь?..