Книга Дочь мольфара, страница 83 – Ри Даль

Вот Лисия харкается кровью, держась за живот, из которого торчат острые вилы.

Вот Каталина — белая, как снег. И словно талые ручьи вытекают из пустых глазниц стекловидные сгустки.

Вот Агнешка, уже непохожая на себя. Растерзанная, раздавленная, перетёртая каменными жерновами.

Вот они все — молодые, грешные, прекрасные, убогие, злые и невинные. Пропащие души.

Пропащие…

Отец Тодор твердил молитву. Отец Тодор не переставал креститься. Отец Тодор неотрывно глядел на зыбкое пламя лучины.

Он боялся. Хотя рукоположённому отцу бояться нечего, а отец Тодор всё равно боялся.

Иной раз он оборачивался на какой-нибудь несуществующий звук и выхватывал из темноты силуэт, болтающийся на верёвке. И тогда он начинал кричать, а затем — креститься. Снова молился, упорно и яростно.

Звуки появлялись и исчезали. Ночью было особенно страшно, когда пронёсся буран. Боровицу он почти не зацепил, но и то — кое у кого потрепало крышу. Отец Тодор подумал о том, что и с его крышей, возможно, что-то не в порядке. Но убеждаться в этом не стал.

Днём полегчало. А в вечер вновь ударила темнота. Больно ударила.

Отец Тодор достал из подпола новую бутылку с мутной водицей. Лестница пошатнулась под ним, но устояла. И Тодор устоял. Он всё ещё верил, что всегда сможет устоять.

Но, когда увидел Агнешку, устоять не смог.

Ведь это была она. Ведьма… Самая прекрасная из всех существовавших в мире ведьм. Необычайная. Неземная. Коварная. Проклятая. Святая.

— Агнешка… — выронил отец Тодор и слова, и горилку.

Бутыль расшиблась вдребезги, но священник даже не дёрнулся.

— Здравствуй, — тепло и нежно изрекла дева с жемчужной кожей и волосами цвета ночного неба.

Отец Тодор задрожал. Ноги его предательски подкосились. Священник шагнул назад и едва не рухнул обратно в подпол, но вовремя убрал ногу. Кинулся к стене — той самой, где стояли в ряд иконы, где сверкала лучина.

Схватившись обеими руками за нательный крест, Тодор зажмурился, точно ребёнок в страхе перед чудовищем из шкафа.

— Ты что же, не рад меня видеть, святой отец? — поинтересовалась Агнешка.

— Не рад, не рад, — заблеял он в ответ, утирая вырвавшиеся из глаз слёзы. — Ты же померла. Я сам видел.

— Конечно, видел. Ты же меня и убил.

— Я не хотел, — внезапно заявил отец Тодор и резко открыл глаза. — Не хотел убивать. Ты вынудила.

— Знаю, — игриво согласилась Агнешка. Она убрала волосы с плеч, открыв вид на свои обнажённые груди. — Знаю, отец. Всё знаю. И что в Боровице ты остался, потому как увидел меня. И что страдал затем из-за меня.

— Страдал! — горячо выпалил священник. — Очень страдал! И хотел исправиться! Всё хотел исправить! Всё! Только ты не дала…

Агнешка как бы с сочувствием цокнула языком:

— Бедный-бедный, отец Тодор. Ты так страдал, так страдал… — она положила свою ладонь на лицо священнику, пригладила его взлохмаченную бороду.

Тодор выпустил крест и обмяк.

Как долго он ждал этого прикосновения. Как часто снилось оно ему.

— Ты ведьма, — жалостливо и ласково простонал священник, вновь чувствуя слёзы на глазах. Однако то были уже слёзы облегчения. — Ты ведьма поганая…

— Конечно, — Агнешка, улыбаясь, обвила его за шею. — Я ведьма. А ты — святой отец.

Она приблизилась к его лицу, так близко, как того хотелось. Точнее — хотелось ещё ближе, чтобы совсем не осталось никаких расстояний.