Онлайн книга «Дочь мольфара»
|
И нос у Агнешки — мягкий, чуть вздёрнутый, аккуратный — нет, не от чёрта пятачок. Материн нос — один-в-один, какой был у Сарики. И овал лица. И стройный стан. И голос, если чуть вслушаться, всё тот же. — Нет, — испугался Тодор. — Нет. Не может такого быть… — Ну, что же ты, отче, робеешь? — издевательски промурлыкала Агнешка. — Теперь-то ты узрел свою святость? — Нет! — заорал священник, отталкивая от себя прочь безумную девицу. — Нет! Ты лжёшь, ведьма! Лжёшь! Я следую закону божию! Я делаю богоугодные дела! — Богоугодные! — ведьма захохотала. Так ещё недавно хохотала Каталина. Каталина… Доченька… — Богохульные! — глумилась ведьма. Тодор с силой заткнул уши ладонями. Ему хотелось проткнуть себе перепонки, чтобы только перестать слышать ведьму. Хотелось выколоть себе глаза, чтобы перестать видеть ведьму. Но ведьма будто становилась только сильнее. Сначала её тело распалось на два, затем — на четыре тела, а потом — на восемь, на шестнадцать… Шестнадцать хохочущих голых ведьм окружали отца Тодора. Все они горланили в унисон, и от их голоса вращался пол под ногами. Тодор не знал, как выбраться из круга. Его носило и швыряло, вкривь и вкось. — Убийца! Насильник! Прелюбодей! Лжец! Кровосмеситель! — талдычили ведьмы хором. — Гореть тебе в аду! Гореть тебе в аду! Ведьмина карусель всё ускорялась и ускорялась. Тодор упал на колени и закричал. То был крик полнейшего отчаяния, следом за которым должно было бы остановиться сердце. Однако сердце отца Тодора продолжало биться. Дикие спазмы простреливали с ног до головы бренную плоть. Боль ощущалась так, будто в тело святого отца залетела шаровая молния и теперь расшибала его изнутри. — Кайся, Тодор! Кайся! — содрогался над ним купол ведьминых голосов. — Кайся перед людьми! Кайся перед богом! Кайся перед собой! — Я не виноват… не виноват… — Ты виноват! Ты виноват! Ты виноват! — Нет! Тодор сорвался с места. Он помчал к двери — вон из хаты. Он кричал набегу. Он взывал о помощи. Он месил необутыми ногами снежное крошево. И в безумном его взгляде отражалась луна. Одним из первых на крики вышел голова Шандор. Святой отец пролетел мимо него, и деревенскому старосте с чего-то вдруг почудилась, что бежит настоящий живой мертвец — настолько был бледен и страшен священник. Боровчане покидали дома, стягивались потихоньку к площади, куда нёсся отец Тодор. Его крики зазывали не хуже церковных колоколов. И люди шли на зов, ещё толком не понимая, зачем им снова выходить на холод. Без того этот день выдался и холодным, и горестным, и жестоким. — Я виноват… Я виноват… Я виноват… — монотонно бухтел отец Тодор. В какой момент он стал повторять эти гнусные словечки, он и сам не упомнил. Они словно приклеились к языку. Но было в них и какое-то особое удовольствие: Тодору становилось будто бы немного легче. Как по зёрнышку пустеет мешок, полный овса, также по слову, по капле таяла вина отца Тодора. — Я виноват… Я виноват… — говорил он почти радостно, пока сельчане собирались в круг. — Я виноват… — Что ты сделал, Тодор? — обратился к нему голова Шандор. Остальные присутствующие затихли и дышать почти перестали. Многие держали в руках факелы, оттого вместо человеческих голосов и дыхания сейчас был слышен треск огня. — Я виноват, — сам себе кивнул святой отец. — Что ты сделал, Тодор? — с нажимом повторил свой вопрос староста. |