Книга Дочь мольфара, страница 9 – Ри Даль

Поначалу Агнешка не поняла, почему все смотрят на неё. Однако ошибки быть не могло: почти вся деревня, за редким исключением, пристально взирала на тихо стоящую девушку. Даже Илка и Лисия поддались общему порыву. Только Лисия смотрела напугано, а Илка — обеспокоенно. Они почему-то быстрее, чем Агнешка, сообразили, что означает сия сцена.

— Ведьма… — тихо произнёс Отец Тодор.

Однако все его расслышали, даже те, кто находился на значительном расстоянии от алтаря.

Агнешка нашла глазами Янко. Он единственный не смотрел, стоял, потупив голову. Но от его отчуждения Агнешке не сделалось легче. Она снова перевела взгляд на Илку.

Та что-то сказала, не вслух, а только одними губами. Агнешке удалось прочесть единственное слово, которое посылала ей подруга:

— Беги.

Но, вопреки тревожному гнёту, давившему в самое солнечное сплетение тяжёлым грузом, Агнешка не двинулась с места. Ей было невдомёк, для чего нужно убегать, коль она ни в чём неповинна. Суматошно перебирая взглядом лица сельчан, она чувствовала нараставший внутри страх. И ещё что-то такое, чему дать определения пока не могла.

— Поди прочь, ведьма! — прогремел Отец Тодор во всеуслышание.

Ликование и праведный гнев слились в её тёмных зрачках в бездонную мглу, готовую вобрать в себя и уничтожить всё, что только попадёт в поле зрения.

— Я не ведьма, — обронила Агнешка.

— Прочь! — выкрикнул кто-т из толпы.

— Прочь! Прочь! — повторились эхом уже другие голоса.

— Агнешка, беги! — взмолилась Илка.

Мать одёрнула её, влепила затрещину. Но Илка всё равно крикнула подруге её что-то. На этот раз её голос потонул в многолюдном хоре, который возмущённо рокотал нестройными голосами:

— Пошла вон! Нечистая! Ведьма!

Нужно было уходить. Агнешка попятилась задом к открытым дверям. Обозлённые боровчане, кто стоял поближе ко входу, тоже повалили на улицу. Они надвигались и обступали девушку, однако близко никто не подходил, словно держали невидимую дистанцию. Мужчины и женщины, младые и старые потянулись вслед за Агнешкой, обрастая вкруг неё цепким грозным обручем.

Кто первым поднял ком земли, девушка не разглядела. Зато явственно ощутила, как размозжилась ей о висок брошенная кучка грязи. За первым броском тотчас полетели и другие — один за другим. Руки сельчан творили немедленное возмездие, и жажда мести требовала всё новых орудий. В ход пошли ветки и камни.

Агнешка пыталась бежать, но проход то и дело кто-то загораживал. Уворачиваться от летевших комьев тоже было бесполезно. Она металась, зажатая в пыточном круге, где со всех сторон снова и снова что-нибудь летело в её сторону. Если Агнешка приближалась к кому-то чересчур близко, ей немедленно плевали то в лицо, то на грудь.

— Пустите! Пустите! Умоляю, пустите!

Очередной брошенный камень рассёк кожу на щеке. И вид свежепролитой крови будто бы придал разбушевавшейся толпе ещё больше азарта. У одного из мужиков вдруг оказалась в руках длинная толстая ветка. Он хлестнул ею Агнешку по спине. Праздничный сарафан, надетый по случаю воскресного богослужения, разорвался на месте удара. Кусок обагрённой ткани безжизненно повис кровавым языком.

Агнешка упала наземь. Теперь её принялись колотить всем, что было под руками и ногами. Ногами тоже били. Она выла, не в силах подняться, продолжая умолять о пощаде.