Онлайн книга «Дочь мольфара»
|
— Я ничего не сделала! Пожалуйста! Остановитесь!!! Её мольбы миновали слух палачей. И одному богу известно, чем бы закончился сей неравный бой, если бы над толпой вдруг не прогремело: — Хватит! — голос Отца Тодора узнали молниеносно и также молниеносно подчинились его воле. — Будет с неё. Она уже усвоила урок. Избиение прекратилось почти сразу. Напоследок ещё добавилось несколько пинков, весьма внушительных. Но Агнешка уже не чувствовала боли. Она лежала на земле и ждала — то ли смерти, то ли отпущения. Её всё-таки отпустили. Через пару минут вся толпа возвратилась в церковь, дабы после священной расправы вновь предаться богоугодному действу, а побитая и поруганная ими девушка осталась лежать в одиночестве перед створами в дом божий. Когда Агнешка, наконец, открыла глаза, вокруг всё так же стояло светлое тёплое утро — молодое, летнее и будто бы нетронутое никакими происшествиями. Дивная природа края пребывала в мерном спокойствии и великолепии. И всё же что-то изменилось. Изменилось безвозвратно и обречённо. Ощупав раненные конечности, девушка успокоилась хотя бы тем, что серьёзных травм ей не нанесли. Впрочем, она сразу ощутила ещё одну рану, незаметную глазу. Ту, что искалечила душу. Сложно было судить, насколько она глубока и серьёзна. Сейчас Агнешка старалась не думать об этом и вообще ни о чём не думать. В том числе о том, почему всё так обернулось. Она поднялась на ноги. Слегка шатаясь, зашагала прочь. По дороге частенько поднимала глаза к небу. По словам Отца Тодора, бог жил именно там — на небесах. Стало быть, бог всё видел. Или, быть может, именно в этот момент бог отлучился по важным делам или вовсе спал в ранний час, сморённый летней жарой? Кто знает… Вскоре Агнешка перестала думать и о боге. Гораздо важнее оказалось придумать, что ей сказать отцу, когда тот станет расспрашивать о случившемся. В конце концов, Агнешка пришла к выводу, что не стоит волновать старого Штефана. Она придумает что-нибудь в своё оправдание, а сарафан попробует залатать. Глава 4 Густой полумрак обволакивал тесную комнатку. Единственным источником освещения служили несколько зажжённых свечей, отбрасывавших на стены и потолок протяжные высокие тени. Их очертания искривлялись и дрожали, подчинённые танцу пламени. Однако согбенный силуэт, застывший чёрным пятном на грубой деревянной стене, оставался почти неподвижен. Лишь поминутное короткое и резкое движение руки, сжимавшей семихвостую плеть, рассекало плотный, удушливый воздух и заставляло ненадолго оживать театр теней. Эти движения неизменно сопровождались монотонной, лишённой всяких эмоций единственной фразой: — Господи, помилуй… Господи, помилуй… За каждым выдохом следовал новый удар. Острые крючки на концах наказующего орудия впивались в уже израненную побагровевшую кожу. Мелкие рваные раны покрыли всю поверхность обнажённой спины. Но даже орошающие пол брызги крови не останавливали происходящего. Удары продолжались и набирали силу, причиняя ещё больше страданий, ещё сильнее уродуя незащищённую плоть. — Господи, помилуй… Господи, помилуй… Самоистязание длилось уже достаточно долго, чтобы крючки наконец добрались до самой лакомой части тела. Теперь они каждый раз вырывали по кусочкам ошмётки мышц. Иногда те долетали до стен и прилипали к шершавой поверхности подобно насекомым, которых настигла мухобойка. |