Книга Ненаписанное письмо, страница 72 – Игорь Толич

Но однажды происходит сбой: лимит исчерпан, карта памяти перегружена, импульс больше не достигает адресата. И наступает крах. Крах, через который неизбежно проходят все, в том числе влюбленные наркоманы. Любовь — тоже своего рода наркотик, причем довольно тяжелый и пагубный. Выделить в нем одну единственную отравляющую цепочку сложно, будь то секс или эмоциональный фон. Но любовная зависимость насколько же настоящая, как любая другая — адреналиновая, кокаиновая, табачная или алкогольная.

Дорогая Марта, я не стану лукавить и глупить, что страдания моих последних месяцев — эта наркотическо-любовная ломка, связанная с твоим именем, — результат всего одной какой-то привязанности. Вместе с тем я вынужден отметить, что появление Саши в некотором роде освободило меня от зависимости к тебе. Однако сейчас я рассматривал такую терапию как эксперименты в психиатрических лечебницах начала двадцатого века над больными, которых пытались пересадить с опиума на героин. В итоге приходилось избавляться сразу от двух зависимостей, каждая из которых укрепилась и забралась глубоко в ткани.

Мне пора было прекратить заниматься самолечением и экспериментировать над телом и душой. Мне осталось преисполниться надеждами ко времени, которое способно все стереть и переиначить. Но, по всей видимости, я еще слишком мало прожил, чтобы окончательно успокоиться. А сейчас жизнь ворочалась во мне будто Чужой из знаменитой кинокартины Ридли Скотта.

Пенни взяла меня за руку и поднесла к своему лбу.

— Все хорошо, — сказала она не самым убедительным образом.

— У тебя выходной? — спросил я.

— Да.

— Как там Сэм?

— Он в порядке.

— Пенни, ты знала его семью?

— Нет.

— Как думаешь, он скучает по ним?

Пенни удивилась моему вопросу. Наверное, подумала, что у меня горячка.

— Да, — ответила она чуть погодя. — Но Сэм добрый. У него есть сила.

— Какая сила, Пенни?

— Доброта.

Я улыбнулся. Сжал ее ладонь, державшую мою руку, дотронулся губами до грубоватой желтой кожи на костяшках и поцеловал.

— Если твой будущий муж станет обижать тебя, зови меня. Я настучу ему по голове. Я у тебя в долгу, Пенни.

Она засмеялась и тут же стихла.

— Джей, я хочу… — Пенни что-то достала из кармана своей робы и протянула мне.

— Что это?

Я не сразу узнал предмет и долго пытался сообразить, где я видел его раньше.

— Я нашла у тебя. Я не знала, твое это. Нашла. Давно.

Я держал свою металлическую зажигалку. Ту самую, Марта, что ты подарила мне когда-то. Ту самую, которой я расшиб окно.

— Где… где ты ее взяла, Пенни? — я кое-как приподнялся и уставился на нее то ли с благодарностью, то ли со злостью.

— Нашла, — повторила Пенни.

Верю ли я в чудеса? В то кислое, дождливое утро я мог бы поверить во что угодно. Чудом было уже хотя бы то, что я двигался, снова осязал этот мир и впредь зарекся позволять себе любые излишества, которые только здесь, на острове дважды сулили мне отнюдь не героическую кончину. Но после стольких дней безнравственного прозябания я вдруг нашел зыбкую связующую ниточку с тем миром, откуда я бежал. Миром, который был подчистую разрушен, и все-таки странным образом продолжал жить внутри маленького предмета — зажигалки с памятной надписью: «Лучшему мужчине, который пахнет кофе и табаком, от женщины, которая пахнет его любовью».

— Что здесь написано? — спросила Пенни, глядя на мои вибрирующие от волнения и отходняка руки.