Книга Ненаписанное письмо, страница 83 – Игорь Толич

— Наверное, может, — ты не придала должного значения моим словам. — В любом случае это выглядит не настолько пошло.

— Сомневаюсь…

— Ты всегда сомневаешься, — обрубила ты и глянула туда же, куда я. — Конечно, эта девочка и все подобные ей — ужасные дуры. Но этот «супчик» куда хуже. Он как собака на сене: и с ней не будет, и от себя не отпускает — вдруг пригодится?

Я покачал головой, не зная, согласиться мне с тобой ради собственной безопасности или продолжить этот пространный и беспредметный спор. Честно сказать, я предполагал для нас более нежную беседу, но вместе с тем я находил отчасти трогательным твой пристальный взгляд к незнакомым людям. Быть может, как раз за ним скрывалось доброе сердце.

— Хорошо, — наконец, решил я с самым участливым видом и напустил на себя такую важность, чтобы ты ни минуты не сомневалась в моих словах. — Скажи как нужно правильно расставаться, Марта?

— А тебе зачем? — ты и тут нашла подвох, причем, судя по твоему лицу, наиподлейший.

— Для общего развития, — выкрутился я.

— Для общего?

— Для общего.

Ты усмехнулась, намекая на то, что одурачить тебя не так уж просто.

— Мой милый Джет, если тебе однажды предстоит с кем-нибудь, — тут ты сделала настолько выразительный акцент, что не осталось сомнений, кого именно ты имеешь ввиду, — придется расставаться, делай это одним рывком. Жестоко. Безжалостно. Никаких отступлений. Никаких путей назад. Никаких «может быть» и «а если вдруг». Уходя уходи. Забирай все — чувства, вещи, память. Неси на помойку и даже в мыслях не имей возвращаться. И тут неважно, любишь ты или нет. Любят тебя или проклинают. Нет ничего хуже новых бывших любовников. Разве что новые друзья из старых бывших любовников. И то, и то — издевательство, придуманное, чтобы иметь в жизни «запасной план». Эдакий «тревожный чемоданчик» на случай тотального невезения со знакомствами.

— Считаешь, люди не могут окончательно расстаться только потому, что не могут устроить отношений с действительно новыми людьми?

— Конечно.

Ты повернулась к парочке, которая за прошедшие полчаса стала нам чуть ли не родной — так откровенно и глубоко засела их трагедия в нашем споре.

Ты, Марта, взяла бокал вина, отпила и немного расслабилась, а потом сказала:

— Посмотри на нее. Он будет звонить ей раз в неделю, грустный и пьяный, и говорить всего одну фразу: «Я скучаю», а она будет тут же срываться и лететь к нему через весь город, тратить последние деньги на такси, чтобы раздвинуть перед ним ноги и пережить вместе всего одну ночь.

— А что если она будет счастлива этой ночью?

— А ты веришь в такое счастье? — тихонько рассмеялась ты, будто видела перед собой наивного мальчонку, чьи слова никак нельзя воспринимать всерьез.

— Я верю, что счастье у всех разное.

— Нет никакого счастья в унижении.

— Она не унижается, пока любит.

Ты долго и пристально смотрела мне в лицо. Твои глаза подрагивали нервно и увлажнялись все больше и больше, но ты как-то сдержала слезы. Должно быть, твои собственные воспоминания были причиной этих слез, и они же заставили тебя сдержаться.

После продолжительного и морально тяжелого молчания ты сказала:

— Ты просто не знаешь, что такое унижение. Так вот, не дай и мне никогда узнать с тобой, что это такое.

Я должен покаяться перед тобой, моя дорогая Марта, что не выполнил в точности твое наставление. Может, забыл, а может, просто не хотел помнить твои требования. Я не считал их серьезными условиями нашего союза. И потому в тот злополучный вечер, когда ты собрала мои вещи, я не ушел, а остался стоять как истукан и обтекать подробностями случившегося кошмара. Наверное, тогда для меня в мире еще существовали ужасы пострашнее боли надломленного доверия, но утром я все-таки ушел. Но уже по другой причине. А потом еще не раз звонил тебе и молчал в трубку.