Книга Ненаписанное письмо, страница 86 – Игорь Толич

— Аф! — резанул Чаки мне прямо в ухо, и я едва не свалился на пол, потому что этот гаденыш, похоже, решил довести меня до инсульта любым способом.

Я понял, что никакого покоя дома мне не светит, и, хотя на улице смурнело, а небо по привычке налилось грозовыми тучами, я схватил ключи и направился на выход.

— Аф! — Чакки скакал за мной вдогонку.

— Нет уж, парень, ты остаешься здесь.

Я отодвинул щенка от двери, но в Чака будто бы бес вселился. Я кое-как справился с ним и все-таки ушел из дома. Завел байк и погнал в центр.

Что-то происходило со мной, жестокое и несправедливое. Внутренне я метался, пробовал договориться с собой и каждый раз меня впаивало в прочную стену, которую сам в себе выстроил, но преодолеть собственноручно не мог. Еще никогда я так остро не нуждался в друге, как в тот день.

Я мог совершить любое действие и в одиночку — пропустить стаканчик в баре, выкурить косяк или купить себе женщину на пару часов. Мог даже поговорить сам с собой, не боясь окончательно рехнуться, потому что рехнулся я давно, а повторное сумасшествие уже не так страшно.

Я смотрел в бесполезные лица чужих людей, но все они казались не более чем серыми пятнами на обесцвеченном экране старого телевизора, где краски ты придумываешь по своему вкусу, но никогда они не могут в точности совпасть с тем, как было на самом деле. Среди всех этих лиц не было мне знакомых, и я сомневался в том, хочу ли знакомиться. Я был почти уверен наперед, что не найду радости ни в ком, кто так или иначе оказался сейчас со мной в одних географических координатах.

«Где ты, Крис?.. — думал я, сникнув над барной стойкой, где мы сидели с ним два месяца назад и караулили местных девчонок. — Где ты, чертов дурень? Лучше бы тебя правда сожрали акулы — хоть какая-то вероятность узнать о тебе новости…»

Но новостей не было. Акул тоже. Пресса в последнее время молчала о тревожных происшествиях. Но мне отчаянно не хотелось верить, что последняя моя сердечная ниточка к живому человеку усохла и отвалилась навсегда.

«Где ты, Крис?..»

Голоса толпы подпрыгивали и обрывались, еле слышно роптали и плакали жалостливо. Иногда доносился смех, иногда — крик. Иногда я отчетливо слышал мужской спор, а иногда — женское возмущение. Все это щедро обливала музыка, гудки байков, шлепанье сандалий по лужам и кряхтение повозок с едой. И чем темнее становилось небо, тем больше пребывало людей, тем бурнее стонала толпа.

Кто-то посматривал на меня с интересом. Несколько женщин, русых и светлокожих, специально заняли места поцентрее, чтобы видеть всех, и меня в том числе. Но большинству окружающих до меня не было никакого дела, даже если я подолгу глазел на них и прикидывал, какова вероятность сойтись с кем-нибудь сегодня и отвести душу.

Я знал, что за каждой синью и за каждой темнотой глаз, подо всеми рубашками, майками и бюстгальтерами спрятаны живые, настоящие судьбы, и невольно задавался вопросом: отчего тогда так трудно расчехлить собственную кисейную душу и перестать мучится одиночеством? В конце концов, и с Крисом мы тоже были некогда незнакомы. И с Пенни. И с Сашей. И с тобой, Марта. Может, всю эту доверительность, все это родство и принятие мы только выдумываем себе, а на самом деле примем и сдружимся с кем угодно, если захотим?..