Книга Рипсимиянки, страница 37 – Арм Коста

– Её здесь нет, – командир легиона обратился к своим воинам.

Легионеры стояли в три ряда, голодные и свирепые.

– Ты спрятала Рипсимию? – Гаяния шепнула на ухо Нуне. – Прошу тебя, скажи, что ты успела помочь ей.

– Матушка, они могут догадаться, где она, и тогда нас всех убьют… Я хочу верить, что это сон.

– Это испытание, уготованное Господом. Нам нужно выстоять.

Гаяния не переставала молиться Богу. На её шее висел крест – она держала его и просила Бога спасти души её послушниц.

– Уходим, – центурион повернулся к девам спиной.

Каждая минута, каждая секунда, проведённая под землёй, для Рипсимии тянулась вечность. Время ползло. Время медленно шло. Время играло с Рипсимией злую шутку, оно будто насмехалось над ней: «Ну как, нравится ли тебе ждать своего конца, может, потомить тебя ещё?» Дева боялась своего дыхания, оно казалось ей предательски громким в тихом, как могила, мрачном, сыром подземелье, но в нём она чувствовала себя в безопасности. Было холодно, вода сочилась между камнями, служившими фундаментом монастыря. От неподъёмных серых блоков с чёрными полосами, похожими на вены, веяло смирением и силой – эти камни были немыми свидетелями истории жизни монастыря Святого Павла. Рипсимия почувствовала, как она замерзает – подрясник и мантия лишь прикрывали тело от наготы, но греть – не грели. Единственное, что напоминало о тепле, – это пылающие скулы послушницы: кровь прильнула к ним от волнения и страха, разогналась бурной рекой по лицу. Рипсимия сидела на голой земле, обхватив ноги руками и положив голову на колени. Дева принялась читать молитву, сама не зная какую: она беззвучно шевелила губами, вспоминая речи игуменьи. Впервые в жизни послушница Рипсимия полностью открылась Богу, впустила Его не просто в свои мысли, пустила его в своё сердце. Надеялась, просила, благодарила Единого Бога, в которого искренне веруют эти девы – сильные и смелые сёстры, стоящие сейчас перед кровожадными, бездушными и суровыми легионерами; сёстры, прикрывающие заблудшую странницу, сбежавшую от семьи и императорской любви. Теперь они готовы были нести свой крест на Голгофу, как когда-то его нёс Иисус.

«Спасая одну жизнь – спасаешь всех на этой земле».

– Господи, помоги рабам твоим грешным и помилуй!

***

Войско императора нехотя покидало двор монастыря: бронзовые панцири содрогались с каждым тяжёлым шагом, сделанным крупными, загорелыми ногами. На лицах воинов отпечаталось каменное равнодушие ко всему – их ничего не волновало, не беспокоило, они ждали приказа командира вернуться в лагерь.

– Прощай, добрый человек. Как видишь, я не живу обманом и в том, что ты добрый человек, я тоже не ошиблась. Всё, что я могла – сделала. Не забывай принимать лекарство в один и тот же час и не ленись читать всё то, я написала, – Нуне протянула небольшой свиток. – Желаю скорейшего выздоровления! Прощай!

Гаяния также подошла к центуриону: она видела, как командир замедлил ход. Дождавшись, пока последний легионер выйдет, он обратился к игуменье:

– Твоя ученица помогла мне с хворью, высасывающей из меня все соки. За это я должен ей до конца жизни. Моё войско, согласно римскому праву о борьбе с грязноверами, обязано сжечь вашу обитель и казнить всех вас здесь и сразу – за литературу, за образы, которым вы поклоняетесь, и за тайную жизнь, о которой император не знает. Будьте готовы к нашему второму приходу, и тогда я уже не смогу вас прикрыть от гнева правителя. Спасайте ваши души, женщины. Мы отправимся на юг на поиски беглянки. Это может занять не более семи дней. Вернувшись в Рим, я буду вынужден доложить императору о вашем существовании – утаить не получится, слишком много глаз видело вашу обитель.