Книга Рипсимиянки, страница 39 – Арм Коста

Речь Диоклетиана прервал вошедший центурион: армия вернулась с длительных поисков Рипсимии ни с чем.

– Входи, Цербер, – Диоклетиан встал, поприветствовав командира легиона. – Присядь, отпей вина, ты утомлён после долгой дороги, я знаю. Ну что, тебе есть что поведать мне?

– Поиски напрасны, сами боги водили нас пустынями и полями, лесами и горами, но нет в них беглянки и даже похожей на неё.

– Легионеры в лагере обсуждают женщин – они живут в монастыре грязноверок где-то в глуби Альбанских гор. Кто такие? Почему я о них ничего не знаю.

– Не могу знать, кто они такие. Допрашивая их, легион лишь узнал, что большинство женщин пришли из других земель и они сироты. В той обители им дали кров над головой, провизию и приучили к труду, чтению и традиционному лечению. Римлянки Рипсимии там нет. Есть лишь одна из Рима – она самая старшая из всех.

– Они грязноверки? – в глазах Диоклетиана загорелась ярость. – Так ведь? Ты видел у них образы их бога и литературу, подрывающую веру в наших богов?

– Нет, император, ни литературы, ни образов, ничего, что унижало бы наших богов, лично не видел. За глаза других легионеров ручаться не имею права.

– Приведи мне их всех до единой. Сколько их там было? Тридцать шесть? Что-то меня наводит на мысль, что Рипсимия затаилась среди них. Их обитель сожги – это лишний в нашем государстве институт. Иди!

***

Дряхлый ветер, словно кашляющий старик, пронизывал Цербера до костей.

– Да уж, ввязался ты в гиблое дело, – хмуро обратился Цербер к себе самому. – Держись от императорских желаний подальше. И поступай по справедливости, ясно?

Цербер спускался по склону, ускоряя шаг, – так хотелось поскорее отойти от владений Диоклетиана и его глупой задумки. Муштра выбила из Цербера все чувства, но одно-единственное всё же осталось. Сострадание к невинным девам.

Разгулявшийся ветер уже не походил на старика, через несколько секунд стал он злее, поднял песок под ногами центуриона, подходившего к лагерю. Кто-то спал, промочив горло добрым вином, где-то легионеры оттачивали боевое искусство, где-то тренировали лошадей.

– Полагаю, завтра нам придётся заново идти в путь, – Цербер обратился к своим воинам. – Сказать, что я доволен решением правителя, – не могу, но приказ не обсуждается и мы должны беспрекословно его выполнять. Отдохните как следует и будьте готовы к долгому походу в горы.

Траурный шлейф дыма, идущего из лагеря, словно говорил о том, что ждёт прекрасных и чистых дев: разруха, издевательства, плен, пытки. Допустить этого центурион не мог – что-то человеческое в нём всё-таки жило.

«Утром моя армия выйдет в дорогу. У тебя и твоих сестёр есть немного времени, чтобы покинуть обитель, ибо сожжём мы её дотла, дотла! Мне императором велено взять всех в плен из вашего монастыря. Правитель Рима очень зол и не доверителен к вам, женщины. Он думает – нет – он полностью уверен, что вы укрываете беглянку, а это значит, что пытки и издевательства, если вы останетесь живыми, неизбежны. Поступите так, как я поведаю сейчас, – и с моей армией вы больше не увидитесь. Держите свой путь в порт Остия. Там стоит судно – оно самое неприметное в тех водах, но вам это на руку. Разыщите Кассиаса – владельца судна, и с ним плывите в Александрию – и только в Александрию. Я сожалею, что вас ждёт такая участь, женщины, но могло бы сложиться ещё хуже. Центурион».