Книга Грабитель с детским зонтиком, страница 122 – Арм Коста

– Хорошо.

– Товарищ Калачан, комиссия вас ждёт.

– Ладно.

– Хотите закурить? – спросил молодой надзиратель.

– Нет, я бросил. Жена ругается, когда я курю.

Феликс вошёл в камеру. В последние секунды своей жизни он почувствовал колющую боль в районе сердца. Это молилась Маша: каждый день перед сном она просила Бога помиловать её мужа, проливала горячие слёзы, лёжа на старом диванчике, – именно на нём они были счастливы.

Раздался роковой выстрел. Пуля вылетела из пистолета и попала в голову Феликса. Бездыханное тело упало на пол: осуждённый был мёртв уже после первого выстрела, но контрольный всё же прозвучал. Ни воспоминаний, ни боязни, ни боли, ни сожалений. Смерть пришла спокойно и легко.

Часы врача показывали пятнадцать минут первого ночи. Это время было записано в протоколе приведения приговора в исполнение, который подписали начальник тюрьмы и прокурор.

– Кажется, ты устал? У тебя рука дрожит, – обратился к палачу один из контролёров по надзору.

– Просто не выспался… – сконфуженно ответил палач с тяжестью в голосе.

Он стоял и смотрел, как вытирают мокрой тряпкой голову мёртвого Феликса Калачана. Кровь из его затылка текла медленно и проникала в сердце убийцы. Его короткие ресницы заблестели – ему было жаль человека, которого он только что лишил жизни: тот был братом, мужем, отцом…

Палач плюнул себе под ноги.

На предложенную рюмку водки – покачал головой. Достал пачку папирос и спичечный коробок. Начальник тюрьмы во второй раз предложил выпить.

– Нужно помянуть человека.

После глотка водки всё закончилось.

Тело Феликса вынесли из камеры и положили в гроб.

Совсем недавно этот человек видел сон, дышал, отказывался от сигареты. Он знал, что в камере нет никакой комиссии, – шёл на смерть спокойно, мечтая лишь увидеть хотя бы на секунду лицо любимой женщины, той, которая дала жизнь его Тамарочке и Зарочке. А теперь он, Феликс Калачан, лежит одиноко в тёмном и холодном гробу – его везут на кладбище, где похоронят как неизвестного под табличкой с номером. Ни имени, ни фамилии, ни венка.

Начальник тюрьмы вертел в пальцах ручку. Ему стало смешно и не по себе, от того, что его волосатые руки дрожат. Он пытался утихомирить их, но ничего не выходило.

– Жалко ребят, – на выдохе произнёс он, взглянув на прокурора. Голос начальника тюрьмы отозвался эхом и заставил прокурора съёжиться.

– Приятель, они знали, на что шли, – сказал, как отрезал, прокурор, ставя на документе свою подпись.

Голая дорога на кладбище. Никаких тебе живописных пейзажей – чернота, безмолвие, мрак и запах сырой земли. Те, кто везли гроб на кладбище, не хотели смотреть в окно, но всё же приходилось волей-неволей поглядывать на могилы: искали глазами уже вырытую яму для расстрелянного заключённого Феликса Калачана.

– Вот и приехали, – констатировал водитель.

Он и его помощник вышли из машины, неся гроб с телом покойного Феликса. Приблизившись к прямоугольной яме, опустили туда свою ношу и принялись забрасывать могилу землёй.

98. Рабочий кабинет Сергея Доряна, Ереван, утро, 11 сентября 1978 г.

Рабочий день Сергея Доряна проходил напряжённо. Снова и снова в его голове возникал сценарий возможного разговора с кем-то из Верховного Совета или Верховного суда. Снова и снова он представлял, как ему оглашают результат по прошению о помиловании братьев Калачан: простят и отменят высшую меру преступникам или отругают публициста за наглость и беспардонность и приведут приговор в действие. В последнее время Сергей находился на работе безвылазно – боялся пропустить важный телефонный звонок от высших чинов, готовя себя к любому исходу по этому делу.