Книга Загадка железного алиби (сборник), страница 139 – Артур Бенджамин Рив, Ричард Остин Фримен, Жак Фатрелл, и др.

— Почему вы так считаете? — спросил Торндайк.

Миллер махнул рукой в сторону двери.

— Там все цело, — ответил он. — Никаких царапин на краске. У него сейчас нет ключа, а замок Йейла отмычкой не открыть. Ему придется вскрывать дверь, но он пока что этого не сделал.

Торндайк подошел к двери, осторожно нажал на крышку прорези для писем и заглянул внутрь квартиры.

— Ящика для писем там нет, — сообщил он. — Мой дорогой Миллер, берусь открыть эту дверь за пять минут с помощью одного фута проволоки и куска натертой канифолью струны.

Миллер покачал головой и улыбнулся.

— Рад, что вы этим не занимаетесь, сэр. Нам бы не справиться с таким, как вы… Ну, что? Зовем леди?

Я вышел на балкон и взглянул вниз. Миссис Чейтер напряженно смотрела вверх на здание, а вокруг уже собралась кучка зевак, которые переводили взгляд с нее на то место, куда она смотрела. Я вытер лицо носовым платком (такой сигнал мы установили заранее), и она тут же выскочила из машины и за невероятно короткое время очутилась на нашей площадке. Она вся раскраснелась и едва переводила дух, но в глазах у нее горел воинственный огонь.

— Мы нашли ту квартиру, мадам, — сказал Миллер, — и собираемся туда войти. Надеюсь, вы не станете прибегать к насилию, — неуверенно добавил он, видя ее яростное нетерпение.

— Разумеется, не стану, — ответила миссис Чейтер. — В Штатах леди сами не мстят обидчикам. Если бы вы были американскими мужчинами, то сами повесили бы мерзавца на стойке его собственной кровати.

— Мы не американские мужчины, мадам, — сухо заметил суперинтендант. — Мы законопослушные англичане. Более того, мы служители правосудия. Эти джентльмены консультанты, а я офицер полиции.

После такого предостережения он снова вставил ключ в скважину, повернул его и толкнул дверь. Мы последовали за ним в гостиную.

— Как я и сказал, сэр, — заметил Миллер, тихо закрывая дверь, — он еще не вернулся.

Очевидно, он был прав. В любом случае, в квартире никого не было, и мы без помех все осмотрели. Зрелище оказалось жалкое, и по мере того, как мы переходили из одной неряшливой комнаты в другую, у меня зарождалось чувство жалости к живущему впроголодь бедолаге, в чье логово мы без спроса вторглись. Теперь даже его преступление не казалось мне таким мерзким.

В глаза нам бросилась крайняя, гнетущая нищета. Она предстала перед нами запущенной гостиной с ободранным полом, единственным стулом и крохотным столиком из соснового теса, голыми стенами и окнами, лишенными штор, гардин или хотя бы занавесок. Кусок корки от голландского сыра, выскобленный так, что стал тоньше бумаги, беззвучно шептал о недоедании. Голод таился в открытом буфете, в пустой хлебнице, в чайнице со слоем пыли на дне, в банке для джема, начисто вытертой коркой хлеба, от которой остались только крошки. Здесь не хватило бы еды даже для взрослой мыши.

В спальне нас ждала та же история, но с одним любопытным дополнением. Из мебели там находились только убогая раскладушка с соломенным матрасом и дешевым джутовым ковриком вместо постельного белья, поставленный на попа ящик из-под апельсинов вместо туалетного столика и другой такой же ящик с жестяным тазиком для умывания. Но вот костюм, висевший на двух гвоздях, был хотя и поношенный, но хорошо сшитый и даже модный. Еще один костюм лежал на полу, аккуратно свернутый и прикрытый газетами. И самое удивительное: на туалетном столике лежал серебряный портсигар.