Книга Гарпун дьявола, страница 97 – Тони Бранто

Когда мы уже брели домой по тропке среди вереска, я сказал:

– Дуглас неспособен на убийство.

– Почему ты об этом подумал?

– Не знаю, – признался я. – Представил, как Дуглас держит пистолет. Он ведь зачем-то ему понадобился.

– Чтобы кого-то убить? Ты так считаешь? – спросил мой друг.

Я нарочно шаркал по жёсткой влажной траве, резко выбрасывая ногу, наподдавая мелкие камни на тропе. Откуда мне знать, зачем нашему загадочному Дугласу пистолет? Тут грянул ливень, и мы были вынуждены бежать до дома, так и не обронив ни единого слова.

Вечером – пьяница, утром – лентяй. Пьяница проспится – к работе не годится. Получай, салага, похмелье! Всё-таки с дедовым элем мы вчера изрядно перебрали, осушив жбанчик практически на двоих с Адамом, девчонки – не в счёт.

Утром меня разбудил стук створки окна, о которую бился ветер. Продрав глаза, я увидел кислое солнце и встал с кровати. У окна я остановился, чтобы полюбоваться всполошённым морем, бившимся прямо у подножия дома. По земле стлался туман. Где-то поблизости громыхала целая батарея, паля по два разряда, болью отдаваясь в моей похмельной голове, и нас должно было вот-вот накрыть грозой. Холодная ночь обернулась мёрзлым утром, и кожа на моей груди и руках покрылась мурашками.

Постель Адама была застлана, на верхней койке Стэнли творился бедлам, но сам он отсутствовал. Я взглянул на часы над входом – было почти одиннадцать, достал сигареты из кармана штанов, свисавших со стула, закурил и вновь встал у открытого окна. Вроде бы я помнил всё, что творилось вчера на ковре у Мэгги, даже больше скажу – я помню, как мы добрались домой, однако же словно прозрачная плёнка натянулась между мной и моими чувствами. Я их вижу как бы со стороны, если такое вообразимо, но не могу их почувствовать. Не могу понять, что такого важного я всё же упустил из вчерашнего вечера.

Я умылся, надел свежую рубаху и в целом пришёл в себя, но не хватало чашки кофе. Я спустился вниз, повозился на кухне и довольно быстро прикончил свой завтрак из крепкого горчащего напитка, двух жареных яиц и тостов со сливовым джемом.

Деда я нашёл в магазине за прилавком, он читал газету, хотя скорее просто мечтал над ней, поскольку обычно при чтении он морщил лоб, а иногда шевелил бровями. Он сейчас будто дремал, но из-за подводившей памяти забыл закрыть глаза.

Я справился о его самочувствии, и меня предательски повело в сторону, но я в это время стоял у стены, и дед ничего не заметил. То ли вчерашнее бражничанье, то ли удар головой о лодку – что-то из этого напомнило о себе. Тогда я вернулся на кухню и выпил две таблетки аспирина, а деду вынес кружку чая со сгущённым молоком, оправдывая своё отсутствие.

– Адам уплыл рано утром, – сказал дед, беря блюдце с кружкой.

– Уплыл? – удивился я.

– На пароходе из Скалловея.

– Ничего не понимаю.

Дед качал головой, помешивая в чашке.

– Сказал, ему надо на рынок в Абердине.

– Вот так сюрприз!

Из холодильника я взял бутылку пива, в кои-то веки променяв на неё утреннюю пробежку, но вины своей не чувствовал: над серым утром разверзлись хляби небесные. Я приземлился в кресло рядом с дедом, откупорил пиво, отпил совсем немного. Мне нравилось состояние, что я испытывал, не считая мигрени. Люду с континента такое тяжело понять. Представьте себе: на вашем календаре – август, а тело испытывает приятную прохладу, потому как в вашем доме царит особая августовская стынь, случающаяся только на островах, и бодряще касается вашей кожи.