Книга Волчье кладбище, страница 99 – Тони Бранто

Мне стало отчаянно стыдно и жалко отца Лерри. Ведь это я заставил его говорить о самом больном. Да ещё перед таким циничным балбесом, как я.

Отец Лерри продолжал свою печальную повесть.

– А насильно наполнить себя чем-то оказалось непросто. У меня ни родителей, ни запасного плана на жизнь в тот момент не было. Первая мысль была пойти надраться как следует, чтобы не просыпаться никогда. Тогда я уже видел, во что превращался бедняга Секвойя. Он с молодости запил, как только его семья потеряла всё до пенни. А я решил, что не стану себя добровольно ещё и этим добивать. Но свой гнев и обиду мне было необходимо куда-то пристроить.

Я знал, что церковь – это самообман. Зыбкая иллюзия, куда уходят, когда не знают, куда ещё обратиться. Я принялся изучать религию, не веря в неё. Мне просто требовалось утешение. Больных ведь часто успокаивают, говоря им неправду. Однако утешение не наступало. Стал надеяться, что обида стихнет со временем, что рана заживёт, пока я усердно занимаю себя, что я, наконец, смирюсь. Не выходило.

Он замолчал, наверное, ужаснувшись, что вот так потрошит сам себя перед каким-то ничтожным юнцом, который вряд ли поймёт его боль. Я слышал его взволнованное дыхание и тоже ужасался глубине человеческого горя, которое было сейчас так близко от меня, прямо за тонкой стенкой.

– Понимаешь, во мне от природы был запал, я его тратил, не задумываясь. Теперь же я не мог освободиться, энергия копилась, переливалась в агрессию, злость. Контролировать эмоции удавалось с трудом. Мне потребовалось много лет, чтобы утихомирить бурю внутри. Спросишь, есть ли смысл в такой жизни, которую не любишь?

Я молчал. Что я мог ему сказать?

Он раздумывал какое-то время.

– Не знаю, Макс. У меня до сих пор нет ответа. Но, – изрёк священник вдруг поразительно бодрым голосом, – сегодня я умею находить радость в каждом дне, как делал раньше. Только источник поменялся. Пение птиц, запахи трав из леса, вкусный обед…

Лерри негромко засмеялся. А я в прострации какой-то пребывал.

Питер был моей лучшей стороной. Тео – худшей. А Лерри – тем, кем стану я при неудачном стечении обстоятельств.

Я провёл ладонью по мокрой физиономии.

– Знаю, ты сейчас думаешь: «Что будет, если со мной такое станется?»

– У меня что – на лбу экран, да? – рассердился я.

– Мы с тобой примитивно устроены, с мужской точки зрения. Это естественный ход мыслей. Чтобы понять себя, потребуется немало времени. Но знаешь, я, когда поуспокоился, начал вот как рассуждать: а не всё ли равно? Да. Не всё ли равно, понимаю ли я своё предназначение здесь или нет? Может, мне стоит по-прежнему доверять инстинктам? Плыть по течению? И будь что будет? Я начал спокойно исследовать воды, что несли меня теперь.

Священник хмыкнул.

– Как раз тогда книжка эта вышла – «И восходит солнце»^[80]. В ней герой переживает ту же драму, что и я. Не может любить, как ему хочется. И на той же войне с ним это произошло. Я надеялся, что найду ответ, как мне быть, в этой книге…

Тут Лерри помолчал, обдумывая что-то.

– Но всё, что я смог испытать после прочтения, – презрительное, гадкое сочувствие. Я не хотел себя ассоциировать с этим бедолагой. Как он там живёт – существует и только. На свою жизнь повлиять не может. Работает, ходит-бродит по бульварам и вздыхает помаленьку. И всегда за ним тень сожаления тянется. Его смогла очаровать жестокость корриды под белым сушащим солнцем, но те яркие дни эмоций в его жизни были лишь брошенным в воздух конфетти. Оно осыпалось, когда кончилась фиеста. И вновь тоска. В общем, мы с героем так и не поняли, как нам быть.