Книга Превращения Арсена Люпена, страница 289 – Морис Леблан

Справившись с машинисткой, Джим Барнетт схватил в охапку мадемуазель Авлин и энергично втолкнул ее в квартиру со словами:

– А ну-ка, моя дорогая учительница, довольно сплетен, и не болтайте о том, чего не знаете. Вам удается выражать свои чувства только в игре на флейте.

Бешу не стал ждать возвращения Барнетта. Разоблачения мадемуазель Авлин, касавшиеся этого субъекта, тотчас же прояснили ему суть дела. Ну конечно, преступницей была мадам Ален! Как же он сам до этого не додумался?! В приступе праведного гнева он со всех ног кинулся вниз по лестнице и ворвался в каморку консьержки; за ним поспевал Никола Гассир.

– Мои «африканки»! Где они? Это вы их украли!

Следом завопил Никола Гассир:

– Мои акции! Что вы с ними сделали, воровка?!

И оба немилосердно трясли толстуху-консьержку и тащили ее каждый в свою сторону, осыпая вопросами и ругательствами. Мадам Ален, буквально остолбеневшая от изумления, словно потеряла дар речи.

Она провела кошмарную бессонную ночь, за которой последовали два не менее ужасных дня. Бешу ни на минуту не усомнился в правоте Джима Барнетта, ибо в свете этого обвинения факты обретали свой истинный смысл. Консьержка, занимавшаяся уборкой в квартире Гассира, наверняка заприметила необычный пакет на его прикроватной тумбочке, а поскольку у нее был ключ от квартиры маклера и она знала распорядок его дня, ей ничего не стоило зайти к нему, стащить акции и успеть спуститься в свою каморку, где Никола Гассир и застал ее.

Бешу был просто убит.

– Да, теперь все ясно, – говорил он, – их украла эта мерзавка. Но тайна остается тайной. Виновата ли консьержка или кто-то-то другой, это, по сути дела, совсем не важно; главное – узнать, что стало с моими двенадцатью «африканками». Я допускаю, что она отнесла их к себе, но тогда каким чудом они исчезли из ее комнатенки между девятью утра и началом нашего обыска?!

Эту загадку толстуха упорно отказывалась раскрыть, несмотря на моральные пытки, коим ее подвергли. Она все отрицала. Она ничего не видела. Она ничего не знает. Словом, несмотря на то, что ее виновность не оставляла сомнений, консьержка держалась стойко.

– Пора с этим кончать, – заявил как-то утром Гассир инспектору Бешу. – Вам должно быть известно, что вчера вечером депутат Туфмон совершил переворот в министерстве. Значит, журналисты сбегутся сюда, к нему, чтобы взять интервью. Неужели нам придется обыскивать их тоже?!

Бешу признал, что ситуация катастрофическая.

– Через три часа я все разузнаю, – заявил он.

После полудня он явился в агентство Барнетта.

– А я тебя ждал, Бешу. Ну, зачем пожаловал?

– Мне нужна твоя помощь. Сам я не справлюсь.

Ответ звучал вполне искренне, и обращение к Барнетту свидетельствовало о крайней важности просьбы. Бешу сдавался на милость победителя.

Барнетт засуетился, похлопал его по плечу, горячо пожал руку и с очаровательной деликатностью избавил от унизительного покаяния. Таким образом, их встреча стала не поединком победителя и побежденного, а чисто товарищеским примирением.

– По правде говоря, старина Бешу, мне крайне неприятно то мелкое недоразумение, что нас разлучило. Два таких близких приятеля – и вдруг соперники! Как это грустно! Я просто сон потерял!

Бешу нахмурился. Он был честным полицейским и горько упрекал себя за приятельские отношения с Барнеттом: ну разве не возмутительно, что судьба превратила его в соратника, более того, в должника этого человека, которого он считал жуликом?! Но, увы, бывают обстоятельства, когда самый честный человек дает слабину, а потеря дюжины «африканок» была именно таким печальным обстоятельством!