Книга Красная лилия, страница 102 – Ян Мортенсон

— Но ведь полиция все расследовала? — Улла удивленно посмотрела на меня, потянулась к серебряной вазочке с сигаретами, зажгла одну от высокой стеариновой свечи.

— Они ошибаются. Я знаю, кто убийца.

Сначала казалось, что она не понимает, что я сказал. Потом она рассмеялась. Но это был не тот смех, когда хотят уязвить или уклониться от темы. Наоборот, спонтанный, веселый смех, и в какое-то мгновение я даже подумал, что попал впросак.

— Пойдем сядем на диван, — предложила она. — Нам надо поговорить об этом. Пожалуйста, подложи несколько поленьев в камин. И налей мне немного коньяка. Мне надо выпить в такой вечер. Сначала Габриель и Йенс. А теперь ты. Лучше, чем по телевизору. Их «Даллас» — или как там это называется — игрушки по сравнению с тем, что разыгрывается в моей гостиной. Значит, ты всерьез считаешь, что полиция ошибается?

— Как ни смешно, но об этом догадалась Клео, — ответил я и протянул ей полрюмки коньяка.

За Уллой вновь вспыхнул огонь, охватив сухие поленья, которые я только что подложил.

— Клео? Королева Клеопатра? Совсем интересно.

— Моя кошка, — терпеливо объяснил я. — Это она догадалась.

— О’кей, — сдержанно парировала она. — Я сдаюсь. Ничего не понимаю. Извини меня, но мои способности схватывать на лету явно ограниченны.

— Все строилось на том, что Сесилия в отчаянии совершила самоубийство после смерти Густава, которого она сама же убила. Но ее заколку для волос, которую я нашел среди лилий, кто-то мог туда подложить. Прощальное письмо могло быть написано на машинке кем-то другим. Письмо Густава к ней тоже, возможно, фальшивка. Бумага с его подписью могла быть простой манипуляцией. Например, что-то отрезано. И так далее. Но единственное, что невозможно объяснить, отсутствующее звено, придававшее достоверность всем остальным и не позволявшее соединить все разрозненные куски, — это то, что дом был заперт изнутри.

— Может быть, там была твоя кошка, которая вылезла через трубу? — Она весело посмотрела на меня, выпуская из ноздрей белый дым от сигареты.

— Точно. Ты даже и не знаешь, как ты права. Потому что это была кошка. Моя коробочка для печенья очень старая. У нее очень сложная защелка, напоминающая старинную оконную. И ей удалось ее приподнять. А когда крышка опять закрылась, защелка снова упала. А увидеть, что ее открывали, невозможно.

— Теперь я понимаю, — и она с интересом посмотрела на меня. — Значит, он убил Сесилию. Хотя не могу понять, как ему удалось заставить ее принять этот отвратительный яд, но оставим это в стороне. Не будем обременять твои рассуждения логическими возражениями, — сыронизировала она. — Значит, он запирает и закрывает все изнутри. Потом открывает окно, выпрыгивает. Оказавшись снаружи, он поднимает задвижки, а когда опять закрывает окно, задвижки падают, так?

— Так просто не было. Полиция уже давно бы раскусила, если бы все было так легко. Нет, гораздо более утонченно.

— Тайные ходы? — предположила она. — Потайная дверь?

— Теперь я понимаю также, почему оказалась разной концентрация яда у Густава и у Сесилии. В том, что они выпили.

— А разве яд был не из одной и той же бутылки?

— Из одной, но странно то, что концентрация была различна. В рюмке Сесилии яда было больше, чем в бутылке. На единицу измерения.

— Не понимаю.

— И я не понимал. Прежде. Мне кажется, что бутылку с ядом для Густава приготовил убийца. А когда он был уже мертв, забрал ее и сохранил, чтобы использовать ее как доказательство самоубийства Сесилии. Это объясняет и снотворное.