Книга Красная лилия, страница 103 – Ян Мортенсон

— Снотворное? Но она же приняла яд.

— При вскрытии нашли и следы снотворного, — объяснил я. — С точки зрения полиции, вполне обычное явление, когда самоубийца пичкает им себя, чтобы затуманить себе мозги. Знаешь, как, по-моему, все произошло?

Она покачала головой.

— В тот вечер убийца приходит к Сесилии домой. Она предлагает кофе. Чашки ведь стояли на столе. Снотворное тайком всыпается в чашку, и вскоре оно начинает действовать. Сесилия слабеет. Ей трудно сконцентрировать свое внимание. Тогда убийца наливает еще чашку кофе и кладет туда капсулу цианистого калия. Сесилия пьет, но она настолько заторможена, что не успевает почувствовать вкус горького миндаля. Затем чашка моется и в нее вливается чуть-чуть кофе. Вот почему на чашке не осталось никаких следов.

— Зачем же ему надо было все так запутывать? Разве не хватило бы просто рюмки абрикосового ликера?

— Ты ведь вряд ли веришь, что она выпила бы? Густав-то был отравлен именно так. Нет, убийца воспользовался кофе, а после убийства, когда она уже была мертва, достал бутылку и налил в рюмку ликер. Это объясняет и то, над чем я долго думал.

— Что именно?

— То, что концентрация яда в рюмке и количество яда, которое приняла Сесилия, не совпадают. Содержание яда в чашке с кофе превышало содержание в ликере, налитом в рюмку.

— Но это все же не объясняет, как ему удалось выбраться оттуда, даже если ты прав. И закрыть все изнутри, — она удивленно смотрела на меня.

— В тот вечер у нее были и Бенгт, и Йенс. И у обоих был мотив.

— Ты думаешь… — и она умолкла.

— Сесилия поняла: Густав убит не из-за мемуаров. А причина совсем иная. У нее были подозрения, и когда она обратится в полицию — это лишь вопрос времени. Убийца понимал это и был напуган до смерти. Она рассказала о своих предчувствиях, когда я встретил ее и Бенгта на пляже.

— Значит, это был Бенгт, — тихо сказала она. — Его любовь, его ревность.

— Нет, это был не Бенгт. Это была ты, Улла.

Она ничего не сказала в ответ на мои слова. Только смотрела мне прямо в глаза. Потом бросила недокуренную сигарету в камин. Сигарета описала дугу и попала прямо в мерцающий жар углей. Пролежала там несколько секунд и сгорела.

— А курить все-таки плохо, — улыбнулась она. — Спроси меня. Я эксперт в том, как бросать.

— Довольно изящно, хотя и так просто, — я повернулся за бутылкой коньяка. — Ты все рассчитала очень умело, и ты знала, что рано или поздно кто-нибудь станет искать Сесилию. В крайнем случае ты послала бы свою помощницу. Ее, кажется, звали Анна?

Улла кивнула.

— А случайно оказался я. Ты выходишь из дома, чтобы посмотреть, что случилось. Потом мы подтягиваем скамейку к окну. Ты просишь у меня ботинок, разбиваешь стекло и просовываешь руку, чтобы открыть защелку.

— Ну и что? Она же была закрыта изнутри.

— Нет, окно было только прикрыто, а не закрыто. Ты просто притворилась, что подняла защелку. После того как ты убила Сесилию, ты написала ее «прощальное письмо» на машинке и положила туда красную лилию, которую взяла у Габриеля из пруда, затем ты вылезла через окно, прикрыла его и исчезла, чтобы ждать наверху большого дома, пока кто-нибудь придет. А я все удивлялся, почему оказалась незакрытой верхняя задвижка.

— Ты не оправдал свое призвание, — спокойно сказала она и зажгла новую сигарету. — Тебе надо писать детективы, а не заниматься антиквариатом. Но в таком случае трудно заставить полицию поверить тебе. Предположения, гипотезы. Но никаких доказательств.