Книга Красная лилия, страница 27 – Ян Мортенсон

— Так вот, кое-что мы уже успели сделать, но, честно говоря, пока ходим наощупь в темноте. Откуда это, из Библии или из Шекспира? Я где-то читал, что в своих работах он использовал тридцать четыре тысячи слов, а в Библии всего восемь тысяч. Какой же он был гений! Создавал новые слова и выражения.

— Третья альтернатива для цитат — народные приметы, — заметил я и отпил глоток пива. — В девяноста из ста случаев цитата окажется из одного из этих трех источников. Но если отвлечься от Шекспира, насколько я понимаю, Густав Нильманн был отравлен.

Калле кивнул.

— Он лежал на полу в беседке в парке. Желтая, с белыми углами и белыми подоконниками. Черная крыша и железный флюгер. Восьмиугольная. Очень милая, между прочим. Интересно, можно скопировать и поставить такую на своем участке, а? У меня есть такой участок на острове Экерё. Да ты знаешь, ты же был там. Так вот, после обеда Нильманн отправился туда. Его жена должна была прийти попозже. Она хотела посмотреть последние известия в половине восьмого. А девушка, которую они взяли на лето, школьница по имени Анна, отнесла туда кофе и ликер. Да, она не пьет, я имею в виду его жену, а Нильманн имел обыкновение пропустить рюмочку с кофе. Абрикосовый ликер. На мой вкус — немного приторно, но для убийцы это было именно то, что нужно.

— Почему?.

— Так ведь он был отравлен цианистым калием. Синильной кислотой. А у него очень специфический вкус и запах. Примерно как у горького миндаля. И такого же типа запах у абрикосового ликера, хотя немного слабее, конечно. Рецепта я не знаю, но в процессе изготовления ликера добавляются толченые ядра абрикосовых косточек. А у них тот же вкусовой состав, что и в цианистом калии. Ближе к горькому миндалю. На то, чтобы лишить жизни одного человека, достаточно пятидесяти зерен горького миндаля.

— А ты не думаешь, что это было самоубийство? Нет, он, конечно, не производил впечатления человека, способного на это, но точно никогда не знаешь.

В этот момент прибыл голец на серебряном блюде, эскортируемый серьезнейшим метрдотелем и услужливым официантом. Последовала милая голубоглазая официантка с салатницей дышащего паром картофеля. Как аристократа водных глубин, гольца встретили с подобающим вниманием.

— М-да, — заметил Калле, с интересом разглядывая прелестно уложенную порцию. — Нет никаких признаков самоубийства. Кроме того — лишать себя жизни цианистым калием — метод не из приятных. Быстрый, правда, но невероятно мучительный. Действие яда таково, что организм перестает усваивать кислород из крови. Начинаются обморок и судороги. Затем ты не в силах дышать. Симптомы усиливаются спиртным. Все это очень специфически — с профессиональной точки зрения. В большинстве случаев наши убийства очень утонченны и совершаются людьми, знающими свою жертву. И почти всегда присутствует спиртное. Или наркотики. Ревность, деньги и старые дрязги. Ты сидишь с дружком и ругаешься с ним, слово за слово, и тут появляется кухонный нож из ящика или топор из чулана и — трах по тыкве. Но тут, знаешь ли, случай исключительно тонкий, — Калле был почти воодушевлен, взлохмачивая пальцами седые волосы.

— Но мне кажется, что Нильманн заметил что-то. Ведь невозможно вливать в себя смертельную дозу цианистого калия и не обратить внимания на странный вкус?