Книга Красная лилия, страница 94 – Ян Мортенсон

— Я нашла рукопись, — сказала Улла, когда я открыл решетчатую дверь лифта. И улыбка исчезла.

Мы вышли в вестибюль, остановились на уложенном квадратами кафельном полу.

— Ты имеешь в виду книгу Густава?

Она кивнула.

— Она лежала под стопкой книг на верхней полке в его гардеробе. Возможно, он считал, что там надежнее, чем в сейфе, где все ее будут искать.

— Ты прочла ее?

На улице было темно. Зимой рано смеркается. Я дотянулся до красного глазка выключателя и нажал его. Из небольшого стеклянного глобуса под потолком заструился бледный свет.

— Да.

— Ну и что же там написано?

— Что ты имеешь в виду?

— Разоблачения. Есть там что-нибудь, что могло стать причиной убийства? Ты же помнишь, как он говорил о «мине замедленного действия» и о «разоблачениях».

Улла Нильманн покачала головой.

— Нет, ничего такого. Во всяком случае, ничего о тех, о ком ты думаешь. Мне казалось, что все должно было быть гораздо серьезнее, но Густав явно изменился. Кое-кому из его коллег не поздоровилось. А некоторым старым политикам даже весьма. Но они все уже мертвы. Так что ни у кого не было повода убивать его из-за мемуаров. Комиссар Асплюнд был прав, несмотря ни на что, — она посмотрела мне прямо в глаза. — Я знаю, что ты не очень веришь в это.

— Ты давала ему рукопись.

— Да. Он читал.

— Ну и?.. — спросил я, немного разочарованный. Он мог бы и рассказать мне об этом. Это ему стоило бы не больше телефонного разговора.

— Он пришел к такому же выводу, как и я. Не мемуары были мотивом.

— Но этого никто не мог знать.

— О чем ты? — она вопросительно посмотрела на меня. Свет погас, и я вновь нажал на красный глазок.

— О том, на что он намекал и над чем подсмеивался. Да и не только об этом. Если бы это все было не так круто замешено и если бы я не слышал, что говорил и делал сам Густав, я не исходил бы из того, что его мемуары лишены были риска.

— Ты, кажется, не веришь, что Сесилия убила его? — укоризненно спросила Улла.

— Вовсе нет, — уклонился я. — Я понимаю, что ошибался. Но согласись, что все это так странно. Хотя сейчас совсем другое дело, когда ты нашла рукопись. Будешь издавать ее?

— Посмотрю, — устало ответила она, будто наш разговор пробудил к жизни те трагические события. — Кстати, ты свободен в пятницу?

— Свободен? Да, пожалуй, если ты имеешь в виду вечер.

— Именно, — и улыбка вернулась. — Я устраиваю небольшой обед. У нас в Стокгольме есть квартира. Да, у меня. Так одиноко жить в деревне в это время года, в большом доме. И холодно. Ты ведь живешь в Старом городе, так что это совсем недалеко от тебя. Стаффан Сассес Грэнд. Знаешь, где это находится?

— Спрашиваешь. От меня это за углом.

— Это очень подходит для твоих криминальных интересов, ведь он начал пиратом у Стена Стуре.

— Кто?

— Стаффан, — рассмеялась она. — Придут некоторые мои друзья, с кем ты виделся летом: Халлинги, и Андерс, и Стина. Потом Габриель, он сейчас в городе на юбилее Карлсберга. Так что добро пожаловать. Если, конечно, у тебя нет чего-нибудь более интересного в этот вечер.

Снег мягко падал на переулки и площади Старого города, застилая и укутывая их. «Варежками из лоскутков» называли мы в детстве большие снежинки, да это и были лоскутные варежки, что кружили вокруг мягкого света уличных фонарей. Я стоял у окна и смотрел на вечерний город. В домах готовились к Рождеству. Почти все окна светились — в большинстве стояли подсвечники для семи свечей, но были и рождественские звезды.