Книга Воля владыки. В твоих руках, страница 100 – Рия Радовская

— Не захотела бы, — уверенно возразила Лин. — Потому что это было бы предательством. Особенно если она воевала тоже. Ответственность. За других, за будущее. Основа личности любой анхи. Не знаю, почему в ваших нет, странно, на самом деле. — Ладуш молча налил еще, и Лин сказала: — Наш мир выжил на ответственности анх. Ваш, в каком-то смысле, тоже. Я так думаю.

— И ты, и я, и Асир, и многие другие. Не знаю, что произошло с вашими анхами, но наших мы превратили эм-м… ты видишь, во что. Даже тех, кто не склонен к узкому мышлению и не зациклен на собственных удовольствиях, ломают и переламывают на протяжении многих лет. Кродахи не злы, ну, во всяком случае, не все, но они привыкли к покорности анх, она их устраивает. К сладкой жизни, к самым разным видам наслаждения. И наши анхи считают это нормальным. Им тоже перепадает сладостей, их не обременяют заботы, а ублажить кродаха — радость, а не наказание. Знаешь, Лин, тебе очень повезло, что дыра, в которую ты провалилась, оказалась в Имхаре, а не где-нибудь в Сафрахине. Выжить там тебе было бы гораздо сложнее.

— Да, — согласилась Лин. — Когда я только сюда попала… в первый день, сразу, еще до того, как Асир отправил меня в сераль. Это было почти первое, что я о нем подумала: что он такой, каким должен быть правитель. Что он умеет принимать решения. Я тогда сравнивала его с нашими кродахами. И это было… уважение с первого взгляда, наверное, так. Именно из-за этого первого впечатления я потом его слушала, как собственного начальника, в режиме «сказали — исполняй». Даже когда он меня взбесил своими сравнениями, обозвал трусихой и хрен знает кем еще… все равно. Даже когда приказывал то, чего я не хотела вообще. Как будто он имел право. Потому что он правильный кродах и правильный владыка, а не как наши хмыри. Мы, наверное, испортили своих кродахов так же, как вы анх. Потому что у вас было меньше десятка анх на клан, а у нас — два-три кродаха на сотню-две анх. Единственное лекарство от безумия. У нас тоже были… свои печальные истории.

— Мне всегда казалась странной эта теория о нарушенном равновесии, — задумчиво сказал Ладуш. — И теперь она кажется мне еще более странной. Потому что то, что произошло после Краха, и здесь, и в твоем мире, не имеет ничего общего с равновесием. Единственное, что мы приобрели — отсутствие войн. Но, по-моему, потеряли гораздо больше.

Лин кивнула:

— Мы отразились, один мир в другом, как в кривом зеркале. И там, и там искажено что-то важное. Правильное. А что с этим можно сделать? — она махнула рукой и выпила еще. Шум прибоя в голове стал громче, и волны сильнее. Лин спрятала лицо в ладонях, призналась глухо: — Я скучаю по морю. Как и Сальма. Но я не могу вернуться, а она? Ее подарили. Не понимаю, вот убейте не понимаю, как так можно.

Ладуш что-то ответил, но Лин не услышала. Она положила голову на руки и уплыла, и ей снилось море возле Утеса. Кричали чайки, скользили по волнам рыбачьи лодки, гудел вдали рейсовый теплоход на материк, мальчишки собирали устриц на отмели. Потом приснилось, как они ели устриц с Асиром и говорили о пище бедняков, и Лин проснулась.

Она лежала на диване в комнате Ладуша, укрытая легким покрывалом. Одежда аккуратно развешана на кресле рядом, на столе — кувшин с водой и записка. «Вечером будь готова идти на праздник», — прочитала Лин. Посмотрела на часы. Полчетвертого. Обед давно прошел, что такое «вечер» в записке, совершенно непонятно: то ли шесть вечера, то ли восемь или десять? А ей еще разбираться с заданием Джанаха. Лин подхватилась, ругаясь сквозь зубы. Оделась, попила воды и помчалась в библиотеку.