Книга Воля владыки. В твоих руках, страница 108 – Рия Радовская

Лин остановилась, едва не выронив халат. Через зал бежала незнакомая анха. Маленькая, тонкая, с роскошной гривой золотистых вьющихся волос ниже пояса, и не возникло ни малейших сомнений, кем она приходится Сальме. Та, застыв у своей комнаты, смотрела на анху огромными глазами.

— Мама? — вскрикнула, отмерев, и бросилась навстречу.

Они удивительно походили друг на друга, отличались только ростом — Сальма была выше почти на голову — и возрастом. Мать перехватила ее в центре зала, повисла на шее и зарыдала, да так громко и отчаянно, что никакой Гании даже не снилось. Потом отстранилась, демонстрируя высыпавшим из комнат анхам тонкое, красивое, заплаканное лицо, и вдруг отшатнулась.

— Предки… — прохрипела она, в ужасе уставившись на дочь. — Предки… детка… Что с тобой? Волосы… Как…

Схватилась за горло, стремительно побелела и вдруг осела на руки Сальме, кажется, без чувств.

— Мама, — пробормотала та. — Мамочка… помо…

Но «помогите» так и не прозвучало. Сальма, наглядно доказывая теорию о наследственности, побелела, пошатнулась и прилегла на ковер — впрочем, не выпустив из рук бесчувственное тело матери.

Ладуша, скорее всего, нет, сообразила Лин, иначе на рыдания даже не вышел бы, а вылетел: в последнее время у него, похоже, намертво замкнулась в мозгах цепочка «опять рыдают — нужно успокоительное». Пока Тасфия брызгала на обморочных водой из графина, Гания демонстративно и громко жалела былую красоту несчастной Сальмы, а остальные наслаждались спектаклем, Лин протиснулась к двери клиб.

— Гостье из Баринтара плохо. И Сальме. Обе в обмороке.

В зал устремились клибы и евнухи, а Лин снова пробралась через толпу и все-таки пошла в купальню.

Мать Сальмы оказалась впечатляющей истеричкой, до высот которой и Гании, и Нариме, и всему курятнику вместе взятому было еще расти и расти. Едва ее привели в чувство, начались причитания и слезы, которые Лин прекрасно слышала и в купальне, и даже в библиотеке, куда поспешно сбежала, едва обмывшись. Кажется, Сальма утащила родительницу в сад, но это не слишком помогло. Скорее, наоборот: теперь, пожалуй, ее плач по утраченной красе доченьки могли слышать и по ту сторону стены.

Таких экзальтированных особ Лин видела и в своем мире, а уж здесь и вовсе не удивилась. Естественный результат развития анх в неестественных условиях, созданных кродахами. Но Сальму было жаль: та долго привыкала к своему новому облику и к мысли, что короткие волосы — не уродство. Теперь, наверное, все придется начинать сначала. Да еще весь курятник уши греет и злорадствует.

— Что за блядство там опять творится? — пробормотала Хесса, не отрываясь от книги.

— К Сальме мама приехала. Не оценила новую прическу. Доченьку изуродовали, жизнь кончена, все такое.

— Дура, — припечатала Хесса. — Волосы, блядь. Прическа, блядь. Какая нахрен прическа, когда тут такое творится, — она потрясла увесистым томом. — Знаешь, трущобы и казармы, оказывается, еще не самый плохой вариант. Резервации для кродахов. Вот где кошмар. Мастер Джанах об этом не говорил, но анх все-таки не хватало на всех, и кродахи… В общем, крышу у них рвало хлеще, чем у нас. Даже за лишний взгляд в сторону анхи могли отправить в загон. Я-то, идиотка, думала, то, что меня месяц на цепи продержали — это ужас. Жалела себя. А там… Они, блядь, просто на части друг друга рвали, представь, голыми руками. Кто выжил, тот молодец. По-моему, проще было сразу убить.