Книга Воля владыки. В твоих руках, страница 110 – Рия Радовская

Лин отошла, клиба сказал тихо:

— Вам письмо. Лично в руки. — Лист обычной писчей бумаги был запечатан сургучом и пах владыкой. Клиба отдал его с поклоном и тут же ушел. Лин неумело разломала печать, развернула.

«За калиткой сразу после полуночи. Не надевай светлое».

Жар бросился в лицо. Обсуждать Сальму, кродахов, анх, розы и кого или что угодно еще резко расхотелось. Лин вернулась к Хессе, сказала:

— Я к себе. До завтра, наверное, уже.

Та посмотрела удивленно, но тут же, будто что-то почуяв, хмыкнула, кивнула, спросила Кифаю:

— Помочь тебе? Не думай, мне не трудно, все равно сдурела уже нихрена не делать.

Лин прошлась по саду, свернула к жасмину. Тот почти отцвел. И это было хорошо: желающих «наслаждаться изысканным ароматом увядания», как называли это здешние поэты, не нашлось, тот угол сада был тих и безлюден.

А вот в общем зале собрались, кажется, все — и, насколько Лин успела их изучить, к полуночи отправятся спать разве что самые нелюбопытные и не жадные до внимания кродахов. Это днем единственным развлечением была мать Сальмы, а ближе к вечеру можно ждать визитов благородных харитийских или баринтарских кродахов, ищущих себе анху на ночь или, чем бездна не шутит, на всю жизнь.

Лин быстро прошла к себе. Влезла чуть ли не с головой в шкаф, поднесла письмо к лицу, жадно втянула запах Асира. «За калиткой после полуночи». Нет уж, если она соберется куда-то ближе к полуночи, самое меньшее, на что можно рассчитывать — любопытные взгляды в спину, и точно хоть кто-то захочет проследить, если не куда она ушла, то когда и в каком виде вернется. А если выйти в сад сейчас, открыто, на глазах у всех, да еще и в самой неброской, темной одежде, то решат, что снова, как в дни праздника, прячется от чужих кродахов.

Да, так и надо сделать.

Черные плотные шаровары, темно-зеленая, почти черная рубашка — без вышивки, без украшений. Лин провела пальцами по халасану, шепнула: «Светлое есть, всегда». Было трудно удержать улыбку: счастье пузырилось игристым вином, рвалось наружу. Но через зал Лин все же прошла с каменно-недовольным лицом.

На часах было без четверти девять.

Три часа и еще немного. Лин нырнула в заросли жасмина, напоминая сама себе вороватую кошку — оглядывалась и кралась, таясь от чужих взглядов, но на всякий случай делала вид, что прогуливается именно здесь совершенно случайно. И все же, когда густые кусты уже точно скрыли ее от возможных взглядов, оказалось, что сердце колотится, будто не меньше часа наматывала круги на интенсивной тренировке.

Вот когда не помешали бы наручные часы. Темнело в Им-Роке рано, в саду уже царили густые сумерки, а в кустах так и вовсе непроглядная темень, но до полуночи еще ждать и ждать. Лин толкнула калитку. Заперта, как она и ожидала. На лицо наползла улыбка.

— Вместо операции «окно» будет операция «стена».

Мелькнула даже мысль перелезть заранее — уж наверное, на той стороне тоже найдутся вполне густые кусты. Но… Лин покачала головой. Она хотела Асира, предвкушала встречу и наверняка пахла возбуждением. Неловко получится, если ее запах примет на свой счет праздно гуляющий баринтарец или харитиец из посольства.

Она села, прислонившись спиной к калитке, надеясь, что учует появление Асира. Раньше агент Линтариена неплохо чувствовала время, но теперь оно, кажется, вообще стояло, замерло, застыло. Неужели в этом мире нет наручных часов? Механические часы — довольно древнее изобретение, вроде бы они должны были быть до Краха. Неужели с тех пор не додумались ни до чего компактней, чем настенные, вроде тех, что висят в зале?