Книга Воля владыки. В твоих руках, страница 87 – Рия Радовская

Прежде чем идти на поиски знаний, Лин снова заглянула к клибам. Попросила все-таки добавки к завтраку, а еще — сказать Хессе, если та появится, что Лин в библиотеке, и сообщить о времени в половину десятого. А наверху прежде всего свернула в комнату для изысканных занятий — нужен новый блокнот и карандаш, идти на уроки по истории и законам, не имея возможности что-то записать, было бы вопиющим идиотизмом.

И только здесь поняла до конца, как лихорадило сераль в последние дни. Наброски всегда аккуратной Тасфии россыпью валялись на столе, несколько листов и вовсе упали на пол, и никто их не поднял. У мольберта, за которым любила рисовать Сальма, осталась не закрытой коробка с красками, грязные кисти торчали из стаканчика с бурой водой. Как будто эти двое убежали отсюда внезапно, да так и не вернулись. Лин посмотрела на незаконченный рисунок на мольберте. На этот раз не море и не скалы, а тонкая фигурка анхи в праздничном наряде. Причем анха — без лица, с едва намеченной прической, а вот наряд прорисован детально — узорчатые шаровары и лиф, широкий праздничный пояс, длинная накидка, скрепленная брошью-листом на цепочке. Лин покачала головой: хорошо, что Сальма отвлеклась от тоски по родному Баринтару, но все же странная смена направления. Даже интересно, с чего бы.

Блокнот нашелся без труда, и тут вспомнилось, как у Асира — когда тот был занят посольством, а Лин бездельно ждала ночи — тянуло рисовать. Что ж, здесь и сейчас никто ей не помешает. Она села в кресло у окна, пристроив блокнот на коленке, как привыкла в саду. Замерла, прикрыв глаза.

Она никогда не думала, что именно хочет нарисовать. На бумагу ложилось то, что смущало или тревожило, вызывало тоску или радость. Дурацкий, но удобный аналог психотерапии, как сказал однажды Каюм, застукав ее на дежурстве над кипой исчерканной бумаги. А здесь… Асир сказал тогда — «Ты хорошо рисуешь». Лалия наверняка тоже посмотрела, но комментировать не стала.

На самом же деле, рассматривая нарисованные лица, Лин видела те отголоски эмоций и мыслей, которые в реальности замечала инстинктивно, но не успевала осознать сразу. Иногда это было полезно, иногда — просто делало воспоминания более живыми. Набрасывая лицо Асира в момент, когда тот потребовал ответить, что происходит, и рядом — другое, каким оно стало в конце того не слишком легкого разговора, Лин всего лишь хотела сохранить то утро — не только в памяти. Память тускнеет и путает, в памяти могут застрять совсем не те слова, которые важны на самом деле, а лица не лгут.

Лицо Асира получилось странным. Лин помнила сначала гнев, затем — легкий налет отчуждения, понимание с оттенком то ли недовольства, то ли раздражения. Но не помнила того, что явственно увидела сейчас. Желание. Хорошо скрытая, затаенная боль. Или тоска?

Внизу послышались голоса, Лин спохватилась, что совсем забыла о времени. Проскользнула в библиотеку, кажется, совсем немного опередив поднимавшихся наверх Сальму и Тасфию. Здесь тоже были удобные кресла, и никто не мешал ни рисовать, ни думать.

Отчего-то вспомнился с трудом сдерживающий даже не смех, а ржач Ладуш. «Владыка пытается сделать что?» — «О бездна, владыка пытается положить ее в постель к другому кродаху». Лин ведь не сказала «положить в постель», да и Асир на самом деле вряд ли именно это имел в виду, говоря о свободе выбора и о том, что она просто не знает других кродахов. Тогда Лин, пожалуй, обиделась. Не настолько сильно, чтобы не суметь сдержаться, но достаточно, чтобы выкинуть из головы совет, которому не собиралась следовать. А сейчас стало интересно — Асир правда думал, что она начнет сравнивать его с другими и выбирать? Не хотел отпускать, но отпускал?