Книга Воля владыки. У твоих ног, страница 65 – Рия Радовская

— Хочешь или нет? — Сардар душил в себе нарастающее раздражение: какого шайтана творится вообще? Что его так заклинило? Хессе нравилось трахаться, но она дико, до психоза боялась боли и ненавидела течку и кродахов. Сардар догадывался, почему. Сложно не догадаться, когда постоянно натыкаешься на толстый уродливый рубец поперек живота, а в глазах при одном взгляде на член плещется животный ужас.

— Ставь, — выплюнула Хесса. Так, будто не на следующую течку подписывалась, а шагала в костер.

— Сначала иди сюда. — Сардар вытянулся на полу — тащиться до кровати было лень. — Залезай.

Хесса окинула его подозрительным взглядом, ухватилась за член, выпутывая из полурасстегнутых штанов, и села на бедра. Облизала губы, с нажимом растерла по головке смазку, так что Сардар неосознанно подался навстречу.

— Мне сесть сверху? — Хесса не отрывала от члена дикого взгляда и явно снова психовала.

— Что не так? — через силу спросил Сардар. Никакого терпения не хватит с ее закидонами, но все, что творилось в кровати, все, что творилось вне ее, необъяснимо возбуждало. А смотреть, как Хесса, закусив губы и сверкая глазами, поднимается на колени, как, кривясь и морщась, направляет в себя член, так понравилось, что захотелось зажмуриться. И не думал говорить, но оно само говорилось: — Могу взять тебя на спине.

— Нет! — Снова обожгло злостью и паникой. Сардар уже не пытался разобраться, велся на инстинктах, слушал — их же. И откуда-то знал, что опять угадал — как с браслетом. Хесса хотела именно так. Вести самой. Вбирать в себя член медленно, долго, зажимаясь и заставляя себя открыться. Вцепилась в бока всеми пальцами. Точно пять синяков останется с одной стороны и пять с другой. Оборжешься. Хорошо не на роже. Первый советник весь в синяках из койки.

Член стискивало так туго, что в глазах темнело.

— Да не зажимайся ты, дурища.

— Заткнись! — прошипела Хесса, натянулась до конца, поелозила и замерла. По напряженному, как каменному лицу медленно растекалось удовлетворение.

— Помочь?

— Нет! Лежи! Не смей… не смей двигаться.

— Тогда сама шевелись. Задолбала!

— Заткнись. — Хесса вцепилась в бока еще сильней, так сильно, будто собралась кожу с него сдирать голыми пальцами. — Заткнись и молчи. Сама знаю. — И так же медленно, как насаживалась, потянула себя вверх. Сардар заржал бы от этого «заткнись и молчи», от «сама знаю», заржал бы и объяснил доходчиво все, что думает о запредельной наглости некоторых двинутых на всю башку — если бы не вырвавшийся вдруг довольный стон. Телу нравилось. Члену нравилось, как медленно и неохотно его освобождают от горячей глубины, как судорожно сжатые мышцы стискивают головку. А самому Сардару нравилось смотреть, как Хесса кусает губы и жмурится, как быстро, почти неуловимо сменяются оттенки выражений: страх, удовольствие, напряженная сосредоточенность, и тут же — почти восторг, и снова страх…

Хесса поднялась так, что член вышел почти до конца, лишь головка осталась внутри. И тут же начала опускаться. Быстрее, чем в первый раз, но все так же зажимаясь — дура, сама себе осложняла жизнь, но Сардар снова не удержал довольного стона. В том, как головка входила внутрь, преодолевая сопротивление, раздвигая жаркое нутро, в том, как Хесса судорожно стискивала пальцы, бедра, как сжималась, но не прекращала двигаться, пока не прижалась всей промежностью, было совершенно особое, острое удовольствие.