Книга Воля владыки. У твоих ног, страница 75 – Рия Радовская

Она даже честно порадовалась за Сальму — та хоть и раздражала временами, но была доброй, искренней, без внутренней подлости, даже завидовать всерьез не умела. И все же…

В свою комнату Лин ушла в раздрае и, чтобы успокоиться, весь вечер вспоминала сегодняшние игры с Исхири. Вернее, не сами игры, а то, что она думала и чувствовала в это время. Казалось, вот-вот поймает за кончик хвоста что-то важное, но оно ускользало в последний миг, дразнило и не давалось, совсем как Исхири, играя в догонялки.

Проснулась она от пронзительного крика. Тот ввинчивался в уши и в мозг, и в нем было столько ужаса, что Лин слетела с кровати, схватив первый попавшийся халат, и выскочила из комнаты.

— Что случилось?

— Что происходит?

— Да что за мрак опять творится?

Из комнат выскакивали анхи, кто в халатах, кто и вовсе без всего. Кто-то зажигал свет. Крик оборвался, сменился громкими болезненными всхлипами, Лин была уже рядом, поэтому увидела все первой. На разворошенной кровати сидела Сальма, даже в неверном, еще слабом свете она казалась белее, чем ее постель, и дикими глазами смотрела на золотые волосы в собственных руках. На голове торчали во все стороны огрызки неровно отстриженных прядей. Сальма подняла голову, невидяще посмотрела на Лин и завыла, жутко и пронзительно.

Откуда-то сбоку донеслась яростная ругань Хессы.

— Лежать, мразь. Лежать, не дергаться, сказала!

К Лин подошла Лалия, тронула за плечо, отодвигая, присела рядом с Сальмой и притянула к себе, та вряд ли понимала, что происходит. Безвольно висела в руках Лалии, выла по-прежнему, но вдруг замолчала, спросила, глядя с ужасом почему-то на Лин:

— За что?

По мнению старшего агента Линтариены, ответ был очевиден.

— После того, что было вчера? Кому-то не понравилось видеть тебя счастливой, вот и все. А вот кому… — она обернулась, высматривая Хессу. Крикнула: — Кто там у тебя?

— Махона, т-тварь тупая, — сдавленно отозвалась та. — Лежать!

— Махо-она, — протянула Лалия. — Ладно. Я предупреждала. — Мягко отстранила от себя застывшую Сальму, велела Лин: — Посиди с ней, — и вышла.

Лин присела рядом с Сальмой, взяла за руку. Пальцы были ледяными. Утешать она не умела, хотя иногда — по работе — случалась и такая необходимость. Но утешать из-за обрезанных волос? Можно, конечно, сказать, что не волосы делают человека — даже анху — по-настоящему привлекательным, но вряд ли эта простая истина дошла бы до Сальмы и в ее обычном состоянии, а сейчас и вовсе прозвучит как издевательство. Лин молча растирала холодные пальцы, грела в ладонях, старалась не поддаваться рвущему душу бешенству, потому что с Махоной есть кому разобраться и без нее, а Сальма… Бездна, что же с ней делать? Лучше бы рыдала, пусть даже выла, чем это мертвое, могильное молчание.

Откуда пришла мысль, Лин сама не поняла, та казалась дикой, нелогичной, но… «Хуже не будет», — решила она и заговорила:

— Сальма. Пожалуйста, Сальма, расскажи мне о море. Я видела твои рисунки, но как оно ощущается? Какой там ветер, как там дышится? Как бьются волны о скалы, очень громко? Правда, что плавать в море даже легче, чем в купальне, что оно само тебя держит? И рыбу там едят даже бедняки, потому что поймать ее ничего не стоит? Правда, что оно бескрайнее и где-то далеко сливается с небом?