Книга Девушка из Монтаны, страница 74 – Грейс Ливингстон Хилл

Читая послание, Элизабет и смеялась, и плакала. Ей была приятна доброта бабушки Брэйди – она считала, что, в свою очередь, проявляя доброту к этой бабушке, она чтит память матери. Так что она решительно отодвинула несколько запланированных на эти дни встреч, к неудовольствию бабушки Бэйли, искренне не понимавшей, зачем ей проводить целых два дня и ночь на Флора-стрит именно теперь, когда стало тепло. По правде говоря, сейчас, в межсезонье, светских обязанностей было не так уж и много, и Элизабет вольна поступать, как ей хочется, но в такой толпе легко подхватить какую-нибудь болезнь! Удивительно глупая затея. Но если надо ехать, значит, надо. Бабушка Бэйли была в целом вполне терпимой. Элизабет имела такой успех и так стремилась всячески ее радовать, так кто она такая, чтобы противиться ее желаниям? Так что Элизабет написала ответ на прекрасной бумаге с серебряным гербом Бэйли:

Миссис Брэйди получила от послания огромное удовольствие и за ужином с победным видом протянула его дочери. Она понимала, что обещание розового зонтика смягчит тетю Нэн. Элизабет ничего и никогда не делала наполовину, и можно быть уверенными, что зонтик будет самого лучшего качества, при этом без ущерба для семейного кошелька.

Элизабет отправилась на пикник в легком белом платье из кисеи, очень простом на вид, со скромными оборками, отороченными кружевом, которое не бросалась в глаза, но людям понимающим говорило: «А я-то настоящее…» На голову она надела белую панаму, обвитую столь же простым белым шелковым шарфом – этот неброский шарф стоил немыслимых денег. Панама чем-то походила на старую фетровую шляпу брата, в которой Элизабет ехала по прериям, поэтому она и обратила на нее внимание. Бабушка Бэйли поначалу удивилась выбору, но, когда увидела, сколько стоит это с виду простое произведение шляпного искусства, тут же выложила необходимую сумму. Панама была стильной, ее можно было носить то так, то эдак, и бабушка Бэйли решила, что она будет неплохо смотреться на морском берегу.

Волосы Элизабет собрала в низкий узел – с такой прической она была похожа на ту Элизабет, которая три года назад приехала в Филадельфию. Никаких украшений, кроме золотой пряжки на поясе и золотой шляпной булавки. Короче, на ней не было ничего, что кричало бы о ее принадлежности к пресловутым «четырем сотням». Она даже не надела перчатки, просто несла их в руке и небрежно бросила на столик. Там эти длинные мягкие белые перчатки и пролежали весь день по соседству с альбомом для открыток, который преподнес Лиззи на именины молодой человек из извозчицкого двора. Сама же Лиззи щеголяла в Уиллоу-Гроув в длинных белых шелковых перчатках, крепко сжимавших новый розовый зонтик.

Бабушка Брэйди оглядела Элизабет с явным неодобрением. Этот наряд, который Элизабет выбрала то ли из отсутствия вкуса, то ли из упрямства, то ли из-за того и другого вместе, вряд ли годился для триумфа, на что бабушка и намекнула, похвалив усилия Лиззи. Ну куда это годится? Просто белое платье и какая-то бесформенная шляпа, ну совсем как у кучера. Она-то ожидала шелков, и митенок, и шляпы с цветами. Лиззи выглядит куда изящнее. Неужели миссис Бэйли назло отпустила Элизабет в таком виде?