Книга Сердце вне игры, страница 12 – Нира Страусс

Теперь же никто не удосужился отметить, что Эшер больше не неуклюжий, а в невероятной физической форме; что он уже не просто высокий, а супервысокий; или же, самое главное, что теперь, впервые за долгие годы, взгляд у него не бегающий, а пронзительный.

Пронзительный в квадрате.

И сосредоточенный.

На мне.

И, несмотря на погоду и его низко надвинутую сине-желтую бейсболку от «УКЛА Брюинз», мне предельно ясно, что глаза у него все такие же синие и все так же обрамлены частоколом все тех же несусветно длинных ресниц.

Вдруг всплывает воспоминание о нашей первой встрече, когда мы провели на Голден-Лейк весь вечер. Тогда он тоже глядел на меня так, будто я – сейф с запертыми в нем неведомыми сокровищами. Я всегда объясняла это обстоятельством, о котором мне стало известно позже: именно в тот день Эшер узнал о гибели своих родителей в ДТП. Это была трещина в броне.

Я уже не очень понимаю, кто с кем должен поздороваться первым, поэтому ограничиваюсь тем, что продолжаю смотреть на него, не отводя взгляда, поскольку если уж чего я всегда и была лишена, так это смущения. Хлопаю ресницами раз, второй, третий. Наконец он сжимает зубы и отводит глаза.

Очко в мою пользу.

А поскольку я мало того что бесстыдница, но отличаюсь еще и весьма нездоровым стремлением к соревнованию, то решаю превратить это очко в оглушительную победу.

Улыбаясь, я делаю к нему шаг.

– Надо же, а я-то думала, что заслуживаю жарких объятий после столь долгой разлуки, Эш.

В глазах по-прежнему жжет, в носу свербит – последствия моей встречи с облаками пыльцы, неизменными спутниками семейки Клируотер и их цветочной лавки. Но лучше б я вообще ослеп: глаза б мои не видели этот огромный кемпер цвета черный металлик, припаркованный возле дома. У меня и в мыслях не было воссоединиться с бабушкой на тротуаре, но стоило мне зацепить глазом всю панораму из окна кухни, как в голове включился целый хор тревожных сигналов.

Сигнал «Безумства бабушки».

Сигнал «Планы, выстроенные на пару с Джойс».

Сигнал «Лювия влипла в историю».

Какой бы эта история ни оказалась.

Я искренне рад встрече с Джойс, не стану этого отрицать. Джойс – одна из самых странных женщин, которых я когда-либо знал (и, вероятно, узнаю): вечно смеется, прямо-таки до слез хохочет, на пару с бабушкой. Эта женщина умудрилась рассмешить мою бабушку даже на бдении у гроба моих родителей, о чем я не забыл. Единственное прегрешение бедной женщины – это ее внучка.

Которую… не могу сказать, что я счастлив видеть. Первое, что бросается в глаза, едва я выхожу за порог, – ее платье. Ну конечно. Одно из ее гребаных цветастых платьев.

Когда она поворачивается ко мне, несомненно по принуждению Джойс, я на несколько бесценных секунд каменею. На мгновение мне кажется, что, хотя передо мной точно Лювия (и не только из-за ее платья), что-то в ней не так. Какое-то изменение, но столь незначительное, что я никак не могу его уловить. Это… ее волосы? Немного длиннее, ниже талии, их каштановые концы касаются бедер. Может, что-то в ее лице? Глаза у нее были… А сейчас…

Какого хрена она без конца моргает? Тоже аллергия, что ли?

Блин.

С нашей последней встречи прошел почти год. Что-то пошло не так, не по плану.

«Если б ты не шпионил за ней в инстаграме^[6], расстояние и время наверняка сработали бы куда лучше», – заявляет та дурацкая часть меня, что в итоге вечно оказывается чертовски права.